французской культуры, сын анжуйского графа и аквитанской герцогини, который, надо полагать, вряд ли знал, собственно, английский язык [43], и в течение 10 лет своего правления побывавший в Англии всего лишь дважды – на коронации и после плена, не пробыв там в общей сложности и полугода; притом он нещадно обирал свою страну – то на организацию III Крестового похода, то на выкуп себя из плена, то на бесконечные войны с Францией, в которых он и сложил свою буйну голову. Порой, словно недостаточно в нем одной «французскости», критики объявляют его вдвойне чужеродным Англии, именуя викингом – что в принципе правда, ибо он – потомок Вильгельма Завоевателя, который в свою очередь был потомком норвежца Рольфа Ходока, основателя Нормандского графства, ставшего при его сыне Вильгельме Длинный Меч герцогством. И тем не менее повторим: это самый знаменитый английский король. Вопреки всему. Он упрямо не желает втискиваться в прокрустово ложе разных там определений и условностей – и в этом его привлекательность и сила, чарующие людей уже более 8 веков. Завершая это отступление, отметим: критики Ричарда уязвляют его правление с «местечковой» точки зрения, т. е. со стороны Англии, полностью забывая о том, что Ричард правил огромным государством, простиравшимся от Ирландии до Испании, в котором Англия была лишь частью, и отнюдь не передовой. И она неминуемо должна была участвовать в общей жизни всего государственного организма, чтобы жил и он, и она сама. Это все равно, что говорить о ней, к примеру, как о ногах, которые носят туловище. Работа вроде не из самых почетных, но необходима, и друг без друга они не могут в принципе – ведь жизнь безногого жизнью не назвать, а уж ноги и подавно сами по себе существовать не могут. Да, ей досталась роль сырьевой и финансовой базы, если угодно – «дойной коровы», но на это можно взглянуть и ровно иначе – глубокого и надежного тыла, обеспечивающего борьбу «Анжуйской империи» с Францией за существование. Согласитесь, это меняет казалось бы привычные представления о беспутном монархе, которого Карл Маркс несправедливо «благословил» определением, что это был король с сердцем льва и головой осла.
Ричард Львиное Сердце. Старинная гравюра
Впрочем, если воспользоваться предложенной в самом начале данной работы «мушкетерской» классификацией наших героев, Ричард представляет собой соединение типов Портоса (от отца, на которого он очень походил внешне – рыжеволосый богатырь со стального цвета глазами) – дюжего нормандца с чудовищной силой – и д’Артаньяна (от матери), пылкого гасконца, безумно храброго, крайне изобретательного, но которому действительно порой не хватает трезвомыслия и который в пылу страсти или ярости вполне способен погубить результаты многих трудов (что он покажет в Крестовом походе) – недаром знаменитый вояка и трубадур Бертран де Борн прозвал молодого Ричарда «Рыцарь Да-и-Нет»; но такова ведь была и Элеонора, в гневе и ярости готовившая разрушение королевства ее неверного мужа! «После нас – хоть потоп!» Эта фраза эпохи Людовика XV вполне была бы применима уже теперь. Кстати, Ричард часто любил припоминать слова о своем роде, которые произнес то ли полулегендарный колдун Мерлин, то ли св. Бернард Клервосский, то ли бывший отцовский канцлер, Томас (а теперь – Фома) Бекет, ставший архиепископом Кентерберийским и, вопреки ожиданиям Генриха II, поведший не послушную ему политику подчинения Церкви, но напротив, грудью ставший на защиту ее прав [44], за что и был зарублен прямо в храме Божием 29 декабря 1170 г., вернувшись на родину после шестилетней политической эмиграции во Франции – «От дьявола произошли, к дьяволу и отыдут». Показания, как говорится, расходятся, но суть одна. О.А. Добиаш-Рождественская пишет:
«Сам Ричард неоднократно рассказывал историю о своей отдаленной бабке – ее применяли и к матери его Элеоноре Аквитанской, графине Анжуйской, «удивительной красоты, но неведомой (очевидно, демонской) породы». Эта дама вызывала подозрения близких тем, что во время мессы никогда не оставалась на момент освящения даров, но уходила тотчас после Евангелия. Однажды, когда по повелению ее мужа четыре рыцаря хотели ее удержать, она, покинув двух своих сыновей, которых держала под плащом справа, улетела в окно с двумя другими, которых держала слева, и больше не возвращалась… «Неудивительно, – замечал рассказывавший это Ричард, – что в такой семье отцы и дети, а также братья не перестают преследовать друг друга, потому что (так говорил он) мы все идем от дьявола и к дьяволу».
Убийство Томаса Беккета. Средневековая книжная миниатюра
В Средние века взрослели рано. 6 января 1169 г. во французском замке Монмирай на церемонии очередной вассальной присяги Генриха Людовику за свои французские владения (на которой, кстати, Элеонора отсутствовала), Ричард был помолвлен с французской принцессой Алисой (Аделью, Аделаидой), тут же отправленной подрастать в новую семью (что будет иметь для нее весьма печальные последствия, когда из Аквитании она вместе с плененным двором Элеоноры попадет в Англию…); при этом по настоянию Элеоноры ее мужья (парадоксальная ситуация!) провозгласили Ричарда графом Пуату и герцогом Аквитании [45]. Было предельно ясно, что этим королева подготавливает отчуждение своих земель в пользу любимого сына; причины, по которым Генрих пошел на это, если он сие осознавал, остаются для нас неизвестными. Он тоже кое-что предпринял в ответ – в том же году объявил Аквитанию приданым дочери, Элеоноры-младшей, отданной за кастильского короля Альфонса VIII, которую тот получал по смерти Элеоноры-старшей, а годом позже, согласно все тем же Монмирайским договоренностям, старший сын английского короля, Генрих-младший, 14 июля 1170 г., провозглашался соправителем отца, соответственно, королем Англии Генрихом III, а также герцогом Нормандии, графом Анжу и иных подвластных Генриху земель, за исключением Аквитании, доставшейся Ричарду, и Бретани, предназначенной Джеффри. Другое дело, что при столь властном отце его старший сын был лишь номинальным правителем, не более того, и когда прошла эйфория от первого впечатления, он увидел, что, собственно, ничего, кроме пустых титулов, не приобрел – ни денег, ни права распоряжаться на якобы своих землях, ничего. Более того, король-отец подложил своему французскому соседу демонстративную свинью, короновав сына, но не короновав его жену – французскую принцессу. Генрих II словно целенаправленно и в то же время неосознанно рыл себе глубочайшую яму, на радость оскорбленной супруги. Легенда гласит, что «черная кошка» пробежала меж двумя Генрихами уже на коронационных торжествах – якобы король, подав сыну блюдо, шутливо заметил, что не каждый день можно увидеть, чтобы король кому-либо прислуживал, это редкая честь – на что юноша заносчиво ответил,
