– Так, значит, он приедет завтра? – уточнил лучник.
– Если захочет.
– Особого выбора у него нет, не так ли? – сказал Томас, уже не скрывая гнева. – Он мертв, кузен, и убил его ты. Я был в склепе, прятался там. Я слышал тебя!
На лице Ги отразилось удивление, потом злость, но сказать ему было нечего.
– Ты лжец! – с презрением бросил Томас. – Ты солгал мне про убитого тобой доброго человека, значит и все остальные твои слова – такая же ложь.
Он повернулся и пошел.
– Томас! – крикнул ему вслед Ги.
Томас обернулся:
– Ты хочешь получить Грааль, кузен? Тогда сразись за него. Давай сразимся, лишь ты и я. Ты и твой меч против меня и моего оружия.
– Твоего оружия? – переспросил Ги.
– Грааля, – лаконично ответил Томас и, больше не оборачиваясь, ушел обратно в замок.
– И что же он предложил? – спросил сэр Гийом.
– Все царства земли, – ответил Томас.
Сэр Гийом недоверчиво хмыкнул.
– Нутром чую, это что-то из Писания.
Томас улыбнулся:
– Точно. Дьявол явился Христу в пустыне и предложил ему все царства земли, если он откажется от своей миссии.
– Зря он не согласился, – проворчал сэр Гийом, – избавил бы нас от кучи неприятностей. Значит, убраться отсюда мы не можем?
– Только если пробьемся с боем.
– А как насчет выкупа? – с надеждой спросил сэр Гийом.
– А вот об этом я и забыл его спросить.
– Много же от тебя проку, черт побери! – буркнул сэр Гийом по-английски и, перейдя на французский, добавил уже не так мрачно: – Но по крайней мере, у нас есть Грааль, а? Это уже кое-что!
– Есть ли? – спросила Женевьева.
Мужчины повернулись к ней. Разговор происходил в верхнем зале, теперь совершенно пустом, всю мебель оттуда вынесли для сооружения баррикады. На месте остался лишь массивный, окованный железом сундук, в котором хранились собранные гарнизоном деньги, причем денег этих в результате вылазок накопилось немало. Женевьева сидела на сундуке, держа прекрасный золотой сосуд со вставленной в него стеклянной чашей, но еще у нее была шкатулка, которую Томас принес из монастыря Святого Севера, и вот теперь она вынула стеклянную чашу из ее золотого гнезда и попыталась вложить в шкатулку. Крышка не закрывалась, стеклянная чаша под ней не помещалась. Шкатулка, для чего бы она ни предназначалась, не являлась вместилищем этого Грааля.
– А точно ли, что это настоящий Грааль? – спросила она, показывая, что чаша не умещается в ларец.
– А какой же еще? – буркнул сэр Гийом.
Томас, однако, отнесся к словам девушки иначе. Подойдя к ней, он взял у нее чашу и повертел ее в руках.
– Если мой отец все-таки обладал Граалем, – спросил он, – то как же Грааль попал к брату кардинала Бессьера?
– К кому? – переспросил сэр Гийом.
Томас устремил взгляд на зеленую стеклянную чашу. Он слышал, что Грааль, хранящийся в кафедральном соборе Генуи, сделан из зеленого стекла и никто не верил, что он настоящий. Уж не тот ли самый это Грааль? Или другая подделка из такого же зеленого стекла?
– Человек, у которого я его забрал, – ответил лучник, – был братом кардинала Бессьера. Спрашивается, что он делал в Кастийон-д’Арбизоне, если уже нашел Грааль? Он должен был отвезти его в Париж или Авиньон.
– Господи Исусе! – воскликнул сэр Гийом. – Ты хочешь сказать, он ненастоящий?
– Есть только один способ это выяснить, – ответил Томас и высоко поднял чашу.
Он увидел крохотные капельки золота на стекле и подумал, что вещь эта красивая, изысканная, безусловно древняя, но настоящая ли?
Лучник поднял руку еще выше, продлил на миг ожидание и уронил сосуд на пол.
Зеленое стекло разбилось на тысячу осколков.
– Господи Исусе, – пробормотал сэр Гийом. – Господи, черт побери, Исусе!
На другое утро после пожара, от которого сгорела бо́льшая часть Кастийон-д’Арбизона, появились первые покойники. Некоторые умерли ночью, некоторые на рассвете, и священники ходили из дома в дом с облатками, чтобы дать последнее напутствие и прочесть отходную. Поднялся громкий плач, который в конце концов разбудил Жослена. Он сердито приказал оруженосцу немедленно прекратить это безобразие, однако оруженосец, спавший в углу его комнаты на охапке соломы, был весь потный и трясся в ознобе, а на лице его высыпали темные нарывы, при виде которых граф поморщился.
– Убирайся! – рявкнул он и, видя, что молодой человек даже не шевельнулся, с сердитой бранью вытолкал его взашей.
Жослен оделся сам, натянул штаны и поверх полотняной рубашки кожаный колет.
– Ты-то не заболела? – спросил граф девицу, делившую с ним постель.
– Нет, монсеньор.
– Тогда подай мне бекон, хлеб и подогретое вино!
– Подогретое вино?
– Ты же служанка, не так ли? Вот и обслужи меня, черт возьми, а потом прибери этот хлам.
Он указал на постель оруженосца.
Граф натянул сапоги и только тут сообразил, что не был разбужен пушечным выстрелом, раздававшимся обычно с первыми петухами. Глина в стволе за ночь прекрасно затвердевала, а Джоберти считал, что как раз на рассвете выстрел наносит наибольший ущерб. Но сегодня утром пушка почему-то молчала.
Жослен размашистым шагом направился в гостиную, громко призывая пушкаря.
– Он болен, – откликнулся вместо итальянца Ги Вексий. Он сидел в углу комнаты, точил нож и, очевидно, поджидал Жослена. – Это зараза.
Жослен застегнул пояс с мечом.
– Джоберти заболел?
Ги Вексий вставил нож в ножны.
– У него рвота, монсеньор. Он потеет, в паху и под мышками появились вздутия.
– Неужто его люди не могут выстрелить из этой проклятой пушки без него?
– Наверное, могут, да только они почти все тоже слегли.
Жослен уставился на Вексия так, словно не верил своим ушам:
– Пушкари? Все слегли?
– Не только они. Похоже, болеет уже половина города, – промолвил Вексий, вставая.
Он умылся, облачился в чистую черную одежду и смазал маслом длинные черные волосы, так что они, как прилизанные, облепляли узкий череп.
– Я слышал, что идет чума, – продолжил он, – но не поверил. Ошибся я, прости господи!
– Чума? – перепугался Жослен.
– Господь наказывает нас, – спокойно произнес Вексий, – дав дьяволу разгуляться. Нужен ли нам более ясный знак Его воли? Монсеньор, мы должны сегодня же взять приступом замок, захватить Грааль и таким образом положить конец этому моровому поветрию.
– Чуме? – спросил Жослен и услышал робкий стук в дверь. – Входи, черт тебя дери! – крикнул он, решив, что служанка принесла ему еду, но вместо служанки вошел подавленный, перепуганный отец Медоуз.
Священник опустился на колени перед Жосленом.
– Люди умирают, монсеньор, – сказал он.
