Значит, борьба за южносуданскую нефть началась. Она понадобилась Китаю. И Америка, отстаивая залежи нефти для себя, превратит теперь Судан в подобие Ирака. Американцы не отступятся от своего права сильнейшего на рынке «черного золота». Нефть Западной Африки стала национальным стратегическим интересом США, это общеизвестно. Значит, и Европа, и Россия не смогут остаться безучастными…
– Согласно статистике ООН, количество выпадающих осадков в западных регионах Африки за последние двадцать лет уменьшилось на сорок процентов, – продолжал говорить диктор.
Хашим уже не слушал. Он начал лихорадочно чистить свои папки с документами, удалять все лишнее с компьютера и мобильного телефона. Однако это практически не имело значения. Если его арест уже намечен, – иначе знакомый не стал бы предупреждать его звонком, – то самое благоразумное сейчас – скрыться.
Но Хашима держало в Судане одно неотложное дело. Русский мальчик… Хашим знал, что это – отличный козырь при любом раскладе.
Однако действовать следовало аккуратно.
– Сиддик, нам нужно встретиться! – Хашим говорит в телефон на ходу, закрывая дверь кабинета. – Да, я буду очень скоро, ждите.
Ректор молнией пронесся по университетскому двору, сел в машину и завел двигатель. Ситуация с Тураби была неожиданна, этот политик стремительно набирал гигантский вес в странах арабского мира. Разумеется, Америка будет последовательно разрушать созданную им оппозицию. Судан увязнет в водовороте войны. Но это уже «экономика, идиот»… Так что спасайся кто может и как может. Тут все средства хороши.
Хашим быстро домчался до больницы. Профессор проводил тут буквально сутки.
– Добрый день, вы уже слышали новость?! – кивали Хашиму встречные медработники и останавливались возле с желанием поговорить.
Ректор главного университета страны – фигура, известная своей осведомленностью, он мог бы пролить свет на многие факты.
Но Хашим быстрым шагом проходил мимо по коридору. Влетел в отделение и распахнул дверь палаты. Так и есть. Адиля, бледная и утомленная химиотерапией, лежала на кровати. Сиддик сидел на стуле рядом и что-то шептал ей. Как трогательно!
– Господин Хашим? – Адиля вскинула голову. – Что случилось?
– О, не волнуйтесь, ничего нового! – Хашим старательно изображал спокойствие. – Я просто должен на минутку украсть вашего мужа.
Сиддик тотчас вскочил со стула с самой глупой и фальшивой улыбкой, какую только можно вообразить.
– Дорогая, мы обсуждали с господином Хашимом возможности стажировки за границей для некоторых студентов…
– Да, да… И вот по этому поводу…
Адиля не верила ни слову. Но кивком отпустила мужа в коридор.
Когда дверь палаты закрылась, Хашим схватил Сиддика за руку.
– Послушайте. Нужно срочно действовать. Вы не представляете, что сейчас начнется в южных округах.
– Что? – Сиддик затрясся, это бесило Хашима, но он не показывал вида.
– Утром произошел крупный теракт в Америке. Ответственность взяла на себя Аль-Каида. Это спровоцирует ответные удары американцев. Вот-вот начнется!
– Да что начнется? – Сиддик просто отупел от ужасов всех этих дней.
– Бомбардировки с воздуха, – вскричал Хашим. – Вы понимаете?!
Сиддик схватился за голову. Авиационные удары американцев «чистят» территорию так, что на десятки километров не остается ни одной живой души.
– Сиддик, некогда раздумывать. Срочно звоните родителям мальчика, говорите, что ситуация изменилась, деньги нужны немедленно… – Хашим буквально тряс профессора.
– Но у нас в запасе еще три дня… – Сиддик выглядел крайне беспомощно.
Хашим просто взбеленился.
– Нет никаких трех дней! Может, наша авиация уже получила приказ лететь на Дарфур… Вы играете жизнью беззащитного ребенка! Звоните немедленно!
Сиддик взялся за свой мобильный телефон. Но он медлил.
– Чего вы ждете?
– Сейчас, – профессор набрал номер.
В трубке раздался уже знакомый голос.
– У нас изменилась ситуация, – четко произнес Сиддик. – Есть большая вероятность того, что мальчик попадет под обстрелы нашей авиации. По моим данным, готовится нападение с воздуха на район Дарфура. Мальчик может находиться именно там.
– Говорите про деньги! – шептал Хашим.
– Э-э… думаю, требуемую сумму лучше предоставить раньше. Иначе может быть поздно…
– Значит, Дарфур? – переспросили в трубке. – Информация верная?
– Южный Дарфур… Да. К сожалению, – подтвердил профессор.
– А кто у вас там рядом?
Сиддик кашлянул, взглянул на босса и ответил:
– Это господин Хашим, ректор университета. Он очень тревожится за судьбу мальчика…
– Да? Скажи своему Хашиму… с мальчишкой все будет хорошо, – в трубке пошли длинные гудки.
– Что? Что он сказал?
Сиддик спрятал свой телефон в кармане пиджака.
Хашим как-то странно взглянул на профессора.
– Сказал, что все будет в порядке. Он все понял.
Вода имела солоновато-горький вкус. Однако все кинулись к источнику, как безумцы. Утолив жажду, люди садились на холодные камни. Здесь, под скалой, в лабиринте подземных ходов, становилось все холоднее.
– Куда мы пойдем дальше? – Мишка смотрел, как Марджани зябко кутается в одеяло.
– Не спрашивай меня ни о чем, – девушка отвела глаза.
Отчего-то мальчишку преследовало чувство, что Марджани знает больше, чем говорит. Но он отмахивался от этой мысли, как от назойливой мухи.
– Но мы прошли, наверное, несколько километров. А дорога уходит еще ниже. Если так будет продолжаться, мы умрем от холода!
– Селим больше не допустит ничьей смерти, это его бизнес.
Марджани никак не могла совладать с дрожью, было ясно, что она нуждалась в таблетках, тепле и отдыхе. Повинуясь порыву, Мишка резко вскочил и решительно подошел к Селиму. Тот, похоже, задремал, прислонив к большому камню автомат. Однако как только мальчишка оказался в двух шагах, «кочевник» тут же открыл глаза и направил на него свой «калаш».
– Стой! – Марджани подбежала и закрыла собой мальчишку.
– Вошла в роль? – насмешливо произнес Селим. – Ладно. Пусть скажет, чего ему.
Марджани опустила голову и покорно отодвинулась.
– Куда ты нас ведешь? Ты стреляешь в спину. Тебя самого нужно посадить на цепь! Только трусы стреляют в спину! Но я возвращаюсь. С меня хватит.
Мишка не узнавал себя. Он кричал во весь голос, видно, то же было днем, наверху, когда им овладело полное беспамятство. Все его существо протестовало против рабства, против этих цепей, против ужаса в глазах беззащитных людей, против холода, голода и горькой воды, от которой теперь мутило в желудке. Хотелось одного. Вырваться на волю. Любой ценой. Ад пустыни здесь, в подземном аду, уже не казался таким уж жестоким.
