Прутский поход - Герман Иванович Романов

Более чем двойной перевес против тех 25 тысяч русских и молдаван, что сейчас шли в наступление. А ведь к туркам может подойти еще подкрепление в 10–15 тысяч из войск, что в тылу, тогда тройное преимущество у неприятеля станет.

Зато катавасия иная начнется, когда их западный фланг и центр под удары корпусов Меншикова и Репнина попадут, что на два часа раньше выдвижение начали, еще в ночной темноте. Сил у них чуть ли не вдвое больше, тысяч сорок войска, наполовину пехоты и кавалерии, но гораздо меньше артиллерии, только та, что при полках. Но и противник перед ними почти равный по числу людей, а треть татары, которых с сипахами не сравнить, воюют наскоками, от пехоты с пушками шарахаются как бесы от ладана.

— Как только драгуны фельдмаршала охватят фланг неприятеля, а Репнин со своими дивизиями центр прорвет и лагерь турецкий возьмет, тогда и мы баталию учинять будем. Так что не следует торопиться, привал короткий через два часа сделаем и артиллерию подведем. И присмотрим удобное место для сражения, если получится. Именно пушки наш главный довод — как ты относишься к этому постулату, Яков Виллимович?

— Орудия решат судьбу сражения, — коротко ответил шотландец, а вот едущий рядом генерал-поручик князь Долгоруков промолчал, пока не зная, как идет наступление — гонцов еще не прибыло. А Стефан подумал, что Брюс прав с одной стороны — если артиллерия «бог войны», но она только подготавливает победу. А успех в сражениях приносит исключительно инфантерия — «царица полей», как скажут о ней в будущие времена…

* * *

Трагедия русских войск на Пруте — осада русского лагеря турецким войском. Лишенные подвоза продовольствия, фуража и боеприпасов, армия Петра Алексеевича попала в полное окружение. Выход был один — или прорываться, штыками проложить себе дорогу, или попытаться заключить мир…

— Господа генералы, нам нужно подержаться только три часа, максимально четыре, — Стефан старался говорить спокойно, но это было нелегко — вид надвигающегося османского войска поражал, там было тысяч семьдесят народа, пеших больше конных, а вот пушек не так и много.

Бой шел уже больше часа — тяжеловооруженные всадники, похожие на дворянское ополчение, их турки именовали сипахи, несколько раз пытались прорвать каре русской пехоты. Дико визжащие всадники, в доспехах и тюрбанах, с копьями и саблями, могли навести запредельный ужас на нестойких духом солдат, но русские совершенно спокойно отбивали все атаки картечью и ружейными залпами еще с шестисот шагов. И этого хватало за глаза — оставив на поле схватки несколько сотен лошадей и всадников, турецкая конница стремительно откатывалась. И тогда появлялись непонятно откуда взявшиеся татары и пытались с наскока осыпать инфантерию стрелами. Вот только не тут-то было — стрельба плутонгами начиналась с вдвое большего расстояния. Град пуль, летевших гораздо дальше, чем обычно, и намного точнее, производил на нападавших всадников удручающее впечатление. Татары торопились быстрее удрать, не желая бестолково умирать без всякой пользы.

Так и шли вперед, шаг за шагом, верста за верстой, продолжая наступление, пока не увидели колыхавшую толщу невероятных размеров, которая как прилив, сплошным валом двигалась в их сторону, готовая смести с пути. Вот тут пробрало даже самых храбрых солдат — слишком чудовищным оказался перевес в силах. Будь татары, мало бы кто из служивых струхнул, враг привычный и не стойкий, но перед ними были грозные османы, не раз сметавшие с поля боя любого противника. Многие из русских в молодости слышали рассказы участников Чигиринских походов, знали, что османами можно сражаться, и с успехом — но слова это одно, а тут предстояло схлестнуться со знаменитыми янычарами, чьи красные кафтаны хорошо разглядывались на сокращавшейся с каждой минутой дистанции.

Стефан хорошо помнил завет Александра Васильевича Суворова, почерпнутый из военной литературы — «против турок действуй наступательно, атакуй в каре» — но как атаковать, если опыта ни у кого не было. Вот и прибыли на совет оба командующих дивизиями — Вейде и Алларт. С первым совсем плохо — опыт приобрел под Нарвой в злосчастном 1700 году и десять лет томился в плену, пока не был обменян. Второй разделил его участь, но был выдернут из Стокгольма на пять лет раньше, потому имел опыт сражений со шведами. Но те бои шли или на равных, либо при численном превосходстве русских войск, а тут двигалось на каждого русского и молдаванина по пятеро противников, вот и дрогнули сердца.

— Возвращайтесь к полкам, сообщите — фельдмаршал Меншиков и генерал-аншеф Репнин овладели вражескими лагерями и разбили турок наголову! И поспешают к нам сикурсом! Стоим на позициях и отбиваемся всеми силами, помощь близка! Идите, господа, я уверен в вас и всецело полагаюсь на вверенные вам храбрые полки!

Отпустив взмахом руки генералов, Стефан совершенно спокойно раскурил трубку, излучая уверенность и полное спокойствие, хотя на душе кошки скребли когтями. Но все должны видеть, что главнокомандующий знает все наперед и не сомневается в конечном успехе. Хотя это было не так — из сообщений гонцов и коротких опросов, он уже понял, что османы держали в центре и на левом фланге меньше воинов — не пятьдесят, а около тридцати, максимум сорока тысяч, не больше. По всей видимости, визирь действительно собирался переправиться на ту сторону Серета, и бросить в набег татарскую орду. Но они опередил его своим наступлением, потому буджаки и ногайцы здесь, и это скверно — теперь баталию придется вести в окружении. А на войне нет ничего хуже.

До начала сражения оставалось немногим больше часа, так что остановились на вытянутом на несколько верст степном гребне, и начали спешно готовиться к схватке. В центре поставили четыре десятка пушек разнообразного калибра — 12, 8, 6, 4 и даже 3 фунтовые, а с ними несколько гаубиц, распределив их по трем батареям. Командование над ними принял сам Брюс, который недавно получил чин генерал-фельдцейхмейстера, и командир артиллерийского полка генерал-майор Гинтер. Потомок шотландских королей вздумал протестовать, желая собрать пушки воедино.

Однако Стефан наскоро объяснил, почему он принял такое решение, и Брюс, удивленно выгнув брови, принял его желание к исполнению. А «ларчик» открывается просто — центральная высота выдавалась вперед, и с ее боковых склонов можно было вести убийственный огонь, именуемый военными сейчас «анфиладным», а в его времени «фланговым». А потому пехотные дивизии Вейде и Алларта встали по обе стороны уступами, выдвинув в передовую линию по четыре полка инфантерии в двух линиях. И держа в резерве треть сил — одну бригаду пехоты — четыре батальона в полковых каре, для парирования прорыва или обхода с фланга.

Центральную позицию заняли ополченцы, успев выставить рогатки и накопать окопы,