Никто из ребят не посмел встретиться с ним взглядом, а некоторые нервно смотрели на Марка, зная его судьбу.
— Я тебя не боюсь — твердо произнес Марк, хотя внутри у него все захолодело.
— Нет? А стоило бы! — Феракс пристально взглянул на Марка и медленно покачал головой. — Скоро ты будешь меня бояться.
— О чем это ты? — хмуро спросил Марк.
Но Феракс не успел ответить.
— В чем дело? — заорал Амат, направляясь к ним. — Собрались в кучу, как работники на ферме. Стройтесь, проклятые бездельники! Иначе почувствуете мою дубинку у себя на спине.
Все быстро построились, и Амат повел их на площадку, где немилосердно муштровал весь день. Когда ребят отпустили, они направились на кухню, оживленно обсуждая наступающий праздник. Марк знал о Сатурналиях со времен жизни на ферме. Когда год подходил к концу, дом украшали гирляндами из еловых веток. В день праздника отец Марка, как глава дома, играл роль хозяина для своей семьи и рабов, прислуживая им за столом, где все собирались для праздничного обеда. После этого Аристид вынимал свою флейту и играл разные мелодии, а потом кто-нибудь рассказывал интересную историю или ставили пантомиму. В конце вечера Марк просил Тита рассказать им о своих годах в армии, о том, что он видел, когда легионы генерала Помпея колесили по империи. Марк вздохнул. Это было в то время, когда ферма приносила доход. Позже фортуна отвернулась от них, рабы были проданы один за другим, и Сатурналии стали намного спокойнее и скромнее.
Марк улыбнулся, вспоминая те счастливые дни, теперь казавшиеся ему сном. Сном, от которого сжималось сердце. Интересно, как пройдет праздник здесь, в школе? Придет ли Порцинон, чтобы прислуживать своим рабам? Вряд ли такое возможно. По крайней мере, будет небольшой просвет в обычной ежедневной рутине. «Это уже кое-что», — думал Марк, и еще он думал о том, что поест вкусной еды.
Позже, когда Марк помогал на кухне, он заметил, что Брикс осторожно следит за ним, словно оценивая его. Ужин закончился, и Марк уже собрался уходить, чтобы чистить отхожее место перед сном, но тут Брикс взял его за руку.
— Марк, — тихо сказал он, — ты все еще хочешь узнать больше о Спартаке?
Марк кивнул.
— Тогда возвращайся сюда, когда закончишь уборку.
— Хорошо, я приду.
Брикс отпустил его руку, и Марк поспешил из кухни. Пока он мыл скамьи, он не мог не думать о том, почему Брикс изменил решение. Когда они последний раз говорили о восстании, Брикс внезапно закончил разговор, как только почувствовал, что сказал больше, чем следовало. Хотя Марка так и подмывало побыстрее закончить уборку, он не хотел, чтобы Тавр обнаружил недостатки в его работе, поэтому он наполнил кадки свежим уксусом и тщательно промыл стоки, убрал ведра и щетки в шкаф у двери и только после этого собрался уходить. Ночь была темная, и вся территория школы продувалась холодным ветром.
Брикс сидел в кухне, освещаемой одной масляной лампой на конце стола. Перед старым рабом стоял небольшой кувшин вина, и, когда Марк вошел, он наливал себе еще одну чашку. Брикс быстро поднял голову, но расслабился, увидев Марка.
— А-а, хорошо. Входи и садись, мальчик.
Он кивнул на стул по другую сторону стола. Марк сел, заметив, что на столе стоят две чашки. Брикс наполнил пустую чашку и осторожно подвинул ее через стол Марку:
— Вот, выпей. Помогает согреться.
— Спасибо.
Марк кивнул и взял чашку, простой глиняный сосуд со щербатыми краями. Он раньше уже пил вино, которое его мать сильно разбавляла водой, но терпкий запах питья, налитого Бриксом, очень удивил его.
— Не лучшее вино, конечно, — улыбнулся Брикс. — Но вино здесь трудно найти. Я купил это у охранников.
— У тебя есть деньги? — удивился Марк.
Большинству рабов, которых он знал, не разрешалось иметь деньги.
— Да, конечно. Порцинон позволяет своим самым верным слугам заработать и скопить немного денег. В конце концов наступает день, когда денег становится достаточно, чтобы выкупить себе свободу. И это для него выгодно, потому что не надо больше кормить стареющего раба и давать ему крышу над головой. Во всяком случае… — Он быстро сделал глоток и прищурился, глядя на Марка через стол. — Ты хочешь знать о Спартаке.
— Да.
— Хорошо. Но сначала давай выясним наши отношения. Я думаю, ты не забыл тот день, когда мы полировали медную посуду для хозяина в его доме.
— Я помню.
— Да. И еще ты помнишь, как я сказал, что знал Спартака.
Марк кивнул:
— Ты сказал, что очень хорошо его знал.
— И ты ушел, думая, что, наверное, я был его другом?
Марк не нашелся что ответить и вместо этого сделал еще один глоток, ожидая, что скажет Брикс.
— В чем бы ни заключалась правда, молодой Марк, ты должен знать, как опасно будет, если у людей сложится впечатление, что я был близок к Спартаку. У римлян долгая память, и они не умеют прощать. Я знаю, что ты — римлянин, но я также чувствую, что у тебя хорошее сердце. Ты не похож на других мальчиков, которые проходят школу. Некоторые из них хитрые воришки и задиры. Особенно такие парни, как Феракс и его головорезы. Ты не похож на них. Поэтому я доверяю тебе, но сейчас я должен знать, насколько могу доверять тебе. — Он несколько секунд смотрел на Марка. — Ты не должен ни единым словом обмолвиться о том, что я тебе сказал. Обещаешь?
Марк торжественно кивнул:
— Да.
— Хорошо. — Брикс вздохнул с облегчением. — Теперь, когда ты дал мне слово, что я могу рассказать тебе о Спартаке?
— Ты был одним из его телохранителей? — жадно спросил Марк.
— Нет, я был больше того. Я был одним из его заместителей. Я командовал его разведчиками. — Брикс печально улыбнулся и показал на простые оштукатуренные стены кухни. — Вот что мне осталось. Я был отличным гладиатором, потом командиром в армии Спартака. Теперь я — униженный раб.
— Если отец говорил мне правду, ты не униженный. Ты хорошо воевал. Ты покрыл себя славой.
Брикс покачал головой:
— В той последней битве не было славы, Марк. Это была кровавая резня. Мы месяцами спасались бегством, всегда буквально на несколько шагов впереди преследовавших нас легионов Красса, который победил нас в нескольких сражениях и стычках. Потом прибыл Помпей, и нас зажали между двумя армиями. У нас не было выбора. Надо было биться. К тому времени мы потеряли уже несколько тысяч больными и ранеными. Нас осталось едва ли пять тысяч тех, кто еще мог держать в руках меч или копье. Большинство погибли сразу же. Но Спартак и его охрана пробились глубоко в ряды легионеров. Их остановили, окружили и убили. И часа не прошло, как все было кончено.
