Ознакомительная версия.
– С красотой-то как раз все и связано. Что твоя родовитость, как не случайность рождения? И что такое красота, как не другая случайность? Желай боги... желай Бог, – поправился я, – чтобы мы были равными, Он бы сделал нас равными, а будь мы все одинаковы, кого воспевали бы барды?
Игрейна не стала спорить и попыталась подловить меня на другом.
– Ты веришь в магию, брат Дерфель?
Я задумался.
– Да. Даже как христиане мы вправе в нее верить. Что такое чудеса, как не магия?
– И Мерлин вправду наслал туман?
Я нахмурился.
– Все, что делал Мерлин, можно объяснить иначе. С моря часто наплывает туман, потерянные вещи находятся каждый день.
– И мертвые воскресают?
– Лазарь воскрес, – сказал я. – Воскрес и наш Спаситель.
Я перекрестился.
Игрейна тоже осенила себя крестным знамением.
– Так Мерлин правда воскрес?
– Я не знаю наверняка, что он был мертв.
– Тем не менее так считала Кайнвин.
– До смертного часа, госпожа. Игрейна потеребила пояс платья.
– Разве Котел не был волшебным? Не оживлял людей?
– Так нам говорили.
– Но уж точно Кайнвин нашла его при помощи волшебства!
– Возможно, – отвечал я, – а возможно, нет. Мерлин месяцами собирал все, что люди помнили про Инис Мон. Он знал, где у друидов было главное святилище – возле озера Ллин Керриг Бах, и Кайнвин просто вывела нас к ближайшему месту, где могли спрятать Котел. Правда, сон она и впрямь видела.
– И ты тоже, – сказала Игрейна. – На Долфорвине. Что Мерлин дал тебе выпить?
– То же, что Нимуэ дала Кайнвин рядом с Ллин Керриг Бах. Скорее всего, настойку мухоморов.
– Мухоморов! – ужаснулась Игрейна.
Я кивнул.
– Потому-то я дергался и не стоял на ногах.
– Ты мог умереть! – возмутилась она.
Я помотал головой.
– Люди не так часто умирают от мухоморов. К тому же Нимуэ была искусна в составлении снадобий.
Я решил не говорить, что самый безопасный напиток из мухоморов получается, если колдун сам съест гриб, а сновидцу даст выпить свою мочу.
– А может, она использовала спорынью, – сказал я. – И все-таки, думаю, это был мухомор.
Игрейна нахмурилась, услышав, как святой Сэнсам приказывает брату Маэльгвину прекратить языческую песню. Епископ в последнее время стал раздражительнее обычного; Его мучит боль при мочеиспускании, возможно – из-за камня. Мы все о нем молимся.
– И что было потом? – спросила королева, не слушая возмущенные крики Сэнсама.
– Мы вернулись домой, – отвечал я. – В Повис.
– И к Артуру? – с жаром воскликнула она.
– К Артуру тоже, – отвечал я, ибо это повесть о нем; повесть о нашем любимом вожде, нашем законоположнике, нашем Артуре.
* * *
Весна в Кум Исафе выдалась краше обычного, а может, когда влюблен, все кажется богаче и ярче. Я никогда не видел такого изобилия примул, пролески, фиалок и колокольчиков, таких пышных зарослей купыря. Голубые мотыльки порхали над лугом, где мы выдирали пырей из-под осыпанных розовым цветом яблонь. У нас народились пять здоровых, ненасытных телят с огромными влажными глазами, и Кайнвин была беременна.
По возвращении с Инис Мона я изготовил нам обоим любовные перстни с крестом, правда, не христианским – такие надевают девушки, когда становятся женщинами. Многие просто берут у милого соломинку и втыкают в одежду; возлюбленные копейщиков носят воинские кольца с нацарапанным крестом, а вот знатные дамы любовных перстней не признают, считая их вульгарными. Случается, их надевают и мужчины; такое любовное кольцо с крестом было на Балерине, когда я убил его в Лугг Вейле. Балерин считался женихом Гвиневеры до того, как она встретила Артура.
Оба кольца были изготовлены из саксонского топора, но перед тем, как расстаться с Мерлином, направлявшимся в Инис Видрин, я тайком отщипнул кусочек от одной из золотых накладок Котла – крошечное копье. Я спрятал его в сумке, а добравшись до Кар Своса, отнес вместе с двумя кольцами кузнецу. Он отлил из золота два крестика, которые и вплавил в сталь. Я стоял и смотрел, чтобы он не подменил золото другим, потом отдал одно кольцо Кайнвин, второе надел сам. Кайнвин при виде кольца только рассмеялась.
– Сошла бы и соломинка, Дерфель, – сказала она.
– Золото Котла куда лучше, – отвечал я.
Мы носили их, не снимая, к большой досаде королевы Хелледд.
Артур пришел той чудесной весной. Я, голый по пояс, полол сорняки – работа такая же нескончаемая, как прядение шерсти. Он окликнул меня от ручья и двинулся вверх по склону – в серой льняной рубахе и темных штанах, без меча.
– Люблю смотреть, как люди работают, – поддразнил меня Артур.
– Вырывать пырей труднее, чем сражаться, – посетовал я, растирая копчик. – Пришел пособить?
– Я пришел увидеться с Кунегласом, – сказал он, усаживаясь на валун под одной из яблонь.
– Война? – спросил я, как будто Артура могло привести в Повис что-то другое.
Он кивнул.
– Время созывать копейщиков. Особенно – воинов Котла.
Артур улыбнулся и потребовал рассказать ему всю историю, хотя наверняка слышал ее добрый десяток раз, а выслушав, извинился за свое былое неверие. Я не сомневался, что Артур по-прежнему считает весь поход чепухой, даже опасной чепухой, ибо наш успех разозлил думнонийских христиан – они, по словам Галахада, считали, будто мы служим бесам. Мерлин доставил бесценный Котел в Инис Видрин и поместил в башню. Со временем он обещал пробудить мощь Котла, но уже то, что сокровище в Думнонии, несмотря на всю ненависть христиан, внушало стране веру в свои силы.
– Впрочем, сознаюсь, – сказал мне Артур, – я бы предпочел видеть всех воинов. Кунеглас обещал выступить на следующей неделе, силуры Ланселота собираются в Иске, люди Тевдрика готовы двинуться в путь. А год будет сухой. Хороший год для войны.
Я согласился. Вязы позеленели раньше дубов, что обещало сухое лето.
– И где ты хочешь, чтобы были мои люди? – спросил я.
– Со мной, разумеется. – Он помолчал и робко улыбнулся. – Я думал, ты поздравишь меня, Дерфель.
– Тебя, господин? – Я нарочно разыграл неведение, чтобы он сам сообщил мне новость.
Улыбка его стала еще шире.
– Гвиневера месяц назад родила. Мальчишку!
– Господин! – в притворном изумлении вскричал я, хотя новость о рождении мальчика дошла до нас неделю назад.
– Крепыш, и как ест! Добрый знак. – Артур был очевидно счастлив; его всегда радовали обычные житейские вещи. Он мечтал о крепкой семье в прочном, добротном доме, окруженном ухоженными полями.
– Мы зовем его Гвидр, – сказал он и с нежностью повторил: – Гвидр.
– Хорошее имя, господин, – отвечал я и сообщил, что Кайнвин беременна.
Ознакомительная версия.
