будет смеяться. А такой человек тут был только один.
И звали его брат Ипполит.
Брата Ипполита любили все, кто его знал. Человек он был неспесивый и благосклонный, мудрый не по годам. И эта его мудрость была не кичливым всезнайством или холодной бесстрастностью, а теплой мудростью внимания и понимания, без всякого налета поповского поучения. Он был старше Максимилиана на несколько лет, года на четыре, и не потешался над ним, слушая его рассказ и про ночные приключения и про госпожу Агнес, про погубленную одежду и неудовольствие отца.
И рассказ юноши не оставил молодого монаха равнодушным. Он сказал Максимилиану сразу:
— У меня есть два талера, коли нужно вам, один талер могу дать вам на поправку платья.
— Да нет же, я не о том вам говорил, — поморщился Максимилиан, — то мне отец купит. Я же про госпожу Агнес…
— О том молчите, — тихо, но твердо сказал монах, — все замечают, что госпожа Агнес стала сама не своя.
— Слава Богу, что хоть уехала, — произнес юноша, — проходу мне не давала еще в Хоккенхайме.
— Молчите, говорю вам, — настоял брат Ипполит. Он, как и все, замечал, как на глазах меняется тихая и богобоязненная девочка из Рютте.
И знал он о ней такое, о чем Максимилиан и не догадывался, также знал, что господин на все изменения и странности Агнес, смотрит сквозь пальцы. Может потому, что Агнес могла боли в его ранах унять. Или может потому, что Агнес умела заглядывать в шар. Это было особенно богомерзко, но об этом брат Ипполит не писал даже своему духовнику аббату Деррингхофского монастыря. Молчал. Хотя и терзался, от того что приходилось это скрывать.
— О госпоже Агнес никому, ничего не говорите, может, к вам она льнет, от того, что сердцем она к вам благосклонна, — предположил брат Ипполит.
— Сердцем! — фыркнул Максимилиан, вспоминая, как хватала она его пальцами цепкими, как грызла его зубами. Сердцем это не про госпожу Агнес.
— А насчет волка у меня мысль есть, нужно книгу мою посмотреть. Сейчас меня мужик местный ждет, ребенок у него захворал, а вот после возьмем книгу и обязательно почитаем, про то, какие волки бывают. Может, вы простого волка видели.
Весь вид юноши выражал: «Ну да, как же, простого. Такого простого, что на дерево прыгал».
Но раз монах так считал, он произнес:
— А я пойду к солдатам, поем, — сказал и пожал плечами, мол я сказал вам, а вы уж сами думайте, — а то со вчерашнего обеда не ел ничего. Только воду из луж пил.
* * *
Нога не болела ровно до того момента, как снова нужно было садиться на коня. Волков вздохнул, сколько ни высиживай, ни оттягивай неприятный момент, а на коня сесть придется.
Ёган помог ему сесть, и они поехали дальше смотреть границы.
Ехали от леса на восток, вверх по реке. Места тут были все такие же дикие и пустынные. Только кострища да обрывки сетей на берегу говорили, что иногда тут бывают рыбаки. Так доехали они до места, где река резко заворачивала на север.
— Все, — сказал Куртц, — вот и вся ваша южная граница, граница с кантоном Брегген закончилась. Вся граница у вас с ним по реке. Кроме куска где лес растет.
— А там? — спросил кавалер, указывая на восток.
— Фринлнад. Фамильные вотчины курфюрстов Ланна.
Они повернули на север и поехали вдоль реки. Река стала заметно уже и заметно быстрее. И места по берегу ее были совсем иные, чем на западе его земель. Там холмы и овраги, а тут сплошные низины вдоль реки. По оврагам с запада сюда стекли десятки ручьев, и земля была от этого сыра. Так сыра, что следы от конских копыт начинали заполняться водой. И трава во многих местах росла не полевая, а болотная. Во многих других местах стояли большие и давние лужи, заросшие желтой, склизкой тиной. И в которых резвились разные гады. Унылы были места эти, никак не веселее, чем заросшие репейником и кустами овраги на западе. Хотя сама земля была не так красна как на западе.
Волков опять мрачен и от боли в ноге, и от земли такой бедной. Казалось бы, чему тут радоваться, а Ёган вдруг говорит довольно:
— Вон сколько тут земли, глазом не обвести.
— Так разве то земля? — спросил у него кавалер.
— А что же? — удивляется новоиспеченные управляющий.
— Болото. Тут и не вырастит ничего.
— Так болото оно почему? — опять радостно спрашивает Ёган.
— Почему?
— Из-за лени. Вот, помнится, барон Рютте, вы ж его помните, отобрал у нас выпас. Он однажды нам говорит, что выпаса больше нам не даст. Не он сам, конечно, говорил, а управляющий, тот, которого вы того… — Ёган показал многозначительный жест. — Говорил, мол, самому барону нужно. Так вот, а мы и говорим: «То болото, что у реки, отдадите нам?». Он говорит: «Да берите хоть навек». Ну, мы с мужиками собрались и за неделю канав нарыли, через месяц вода и ушла, теперь там луга были лучше, чем у барона. Вот.
Волков и про ногу забыл, смотрит на Ёгана с интересом:
— И что, тут тоже можно из болот луга сделать?
— А как же, конечно можно.
— И что для этого нужно? — спрашивает кавалер.
— Хороший дрын, — заявляет управляющий.
— Какой еще дрын? — не понимает Волков и хмуриться, ему кажется, что Ёган над ним смеется.
— Дрын, что хорошо от лени помогает, — заявляет управляющий. — Ничего, сейчас поле вспашем, у мужиков время появиться, и этими болотами я займусь.
Кавалер смотрел на него недоверчиво, и Ёган, видя это продолжал:
— Земля, конечно, вам досталась небогатая, но и на ней жить можно, ежели руки-то приложить. А ежели лежать да ленится, то и на богатой земле в нищете прозябать будешь.
— Истинно, — заметил землемер, который прислушивался к их разговору, — тем более, что не так уж земля ваша и бедна, — он указал на зеленые поляны, что лежали западнее их пути. — Вон, Южные Поляны, двенадцать тысяч десятин хорошей, самой лучшей вашей пахоты.
— Так отчего же не ее пашут мужики? — спросил Волков.
— Так далеко до Эшбахта, — объяснил Куртц. — Два часа верхом, а для телеги и вовсе нет дороги. Даже если урожай и будет, как с ним быть? Куда деть?
— Эх, дураки, — сказал Ёган, — дороги нет, а река-то течет прям тут. Чего урожай в Эшбахт тащить, когда купчишки по реке шныряют. Амбар какой-никакой на берегу поставь, мостушки, чтобы причалить можно было поставь, да кликни
