купчишек, так они сами приплывут. Еще и в драку будут брать. Паши земельку да продавай урожай, чего тут мудреного? Говорю же, здесь руки надо приложить малость.
И опять слова Ёгана Волкову казались дельными, он молчал, но думал обо всем сказанном все больше.
И тут он остановился и спросил у Куртца, указывая на берег реки:
— А это что? Это тропинка, что ли?
— Да, — сказал тот, приглядевшись, — тут река быстра, плыть против течения невозможно, тут баржи тянут по берегу наемные мужики с конями. В упряжь баржу берут и тянут вверх. Тот берег крут, и течение там быстрее, вот они по вашему берегу и ходят. Вниз-то баржи по течению плывут, а вот обратно их тягать приходиться. Вот мужичков с конями для того и нанимают.
— И кто же их нанимает?
— Так кто же, как не купчишки из Фринланда.
— Купчишки, значит из Фринланда? — переспросил Волков, хотя ответ ему был уже, кажется, и не нужен.
Да, он смотрел на быстрые воды реки, как у другого берега вода водовороты вертит, и опять думал, что наверное Ёган-то прав. Нет нужды злиться да обиду лелеять, тут можно ужиться. Нужно только руки приложить. А кое-где и кулак не помешает. Главное — больших свар с соседями не учинять, чтобы герцога с канцлером не злить. И все. И тут Волкову даже лучше стало, веселее, словно вещь дорогую нашел, на которую думал, что потерялась она.
— Что ж, теперь мне понятно, какова земля моя, — он взглянул на Ёгана. — Значит, говоришь, нужно руки приложить?
— Да уже не без этого. Придется ручки приложить. Придется.
После этого они поехали в Эшбахт, уже не останавливаясь, чтобы быть там к ужину. И все были в добром расположении духа. И даже нога у кавалера не так болела. Временами, за мыслями о земле своей, он про нее и вовсе забывал.
Игнатий Вальковский и вправду знал толк в лошадях. Он выпряг их из кареты и, стреножив, пустил пастись. Неясно, конечно, чья это была земля, так до утра хозяин всяк не объявится. Он развел костер и пригласил свою спасительницу и ее служанку к огню. Ночи Агнес давно уже не боялась, так как в темноте, как ей казалось, у нее у нее никогда не болят глаза, а вот на свету такое случалось, особенно на солнце.
И тут у костра ей было очень хорошо, они купили молоко и хлеб у мужика на окраине деревни, и голодна она не была. А вот уважение, что выказывали ей и Ута, и Игнатий было как раз тем, что она так искала. Ну, со служанкой было все уже ясно, а вот большой и крепкий мужчина, что склонял голову и беспрекословно шел к ней, как только она звала его — это особенно радовало девичье сердце. Повелевать, оказывается, было так сладко.
Служанка укрыла ее одеялом, что они украли в постоялом дворе еще в Малене, до присяги господина. И уже под ним Агнес опять раскрыла книгу, которую читала всю дорогу, несмотря на ухабы и кочки. Иоганус Тотенхоф, «Знание трав и растений. Создание зелий, настоев и микстур, что придают человеку сил или отнимают их». Ах, как это прекрасно звучит, по одному названию видно, что писал книгу мудрый человек. Казалась, книга огромна, но как быстро читаются эти большие страницы. Она уже осилила треть. Порой Агнес откладывала книгу, чтобы остановиться и растянуть удовольствие. Но долго это продолжаться не могло. Книга словно манила ее, и сидеть просто так рядом с ней было для девушки невыносимо. Попробуй усидеть, если ты дошел до главы, в которой говорилось: «Как любого самого сильного мужа сделать бессильным временно, чтобы члены его были ему непокорны и лишь разум и зрение повиновались только». Она уже хотела это попробовать. Сотворить его и посмотреть, как люди бессильны пред ним. Но о многом она еще не знала. Казалось бы, все знают о болиголове, и вдруг их оказалось три вида. И каждый действует по-разному. Попробуй сотворить, если не знаешь, какой тебе нужен. Одним можно отравить, другим обездвижить, третьим продлить мужскую страсть. Просто нужно знать, как и с чем их смешивать.
А еще она прочитала, что никакой волчьей ягоды нет! Девушка удивилась, узнав, что так называют пять разных растений, что даже и не похожи друг на друга. Особенно ей интересна была та волчья ягода, что на самом деле звалась Вороний глаз. Три раза перечитала о нем и настойке из него, что вызывала у выпившего сначала радость, затем сонность, а потом, после сна, полное беспамятство. Такое, что человек три последних дня вспомнить никак не мог. И всего-то для человека нужно три капли той настойки. Три капли и памяти нет.
Она читала это и все запоминала сразу, память у нее была редкостная, перечитывала скорее для удовольствия и для размышления. И думала она о том, что ей нужна специальная посуда для изготовления микстур и зелий, о которой все время писал Иоганус Тотенхоф. Вот и думай, где ее взять. И был еще один вопрос, который она сама разрешить не могла. Она не так уж хорошо разбиралась в травах и местах, где их нужно искать. Да, в книжке были картинки, и увидев растение, она бы его сразу узнала, но растение-то нужно было еще увидеть. И это опять не все. На какой рецепт ни глянь, так в нем нужна мандрагора. Ну, конечно, не во всех рецептах она была надобна, но уж точно в половине. И все, что о ней было написано, так это что растет она под висельниками. Что редко она цветком выходит, почти весь ее рост уходит в корень.
Она остановиться в своих мыслях не могла. Столько всего было нового, интересного, столько всего, что открывало для нее огромные возможности. Только разобраться во всем нужно было. Все попробовать и все испытать. О, как эта книга была ей интересна, она даже не заметила, как заснула.
* * *
У Волкова было лицо человека, которого только что обманули и который от обманов уже устал. Максимилиан молчал, он все рассказал как было, только про госпожу Агнес не стал, монах его от этого предостерег, что ж тут было еще добавить. Брат Ипполит сидел рядом с кавалером, держа на коленях отрытую свою любимую книгу, которую он читал чаще Писания, наверное.
Он снова произнес, пытаясь обратить на себя внимание Волкова:
— Может, то и
