Ознакомительная версия.
Ванюшка, не помня себя от страха, метнулся к выходу. Вода уже поднялась на четверть. Ещё бы немного, и вовсе на волю не выбраться. Но сейчас ещё можно. Ледяная, вода сразу пропитала одежду, попала в рукава. Он этого не заметил, полз, задыхаясь, ударялся головой, плечами о выступы прохода. Скорей! Скорей! Пусть снег, ветер, но небо над головой, а не каменная, непроглядная темнота.
Наконец, впереди посветлело. Выбрался! Ванюшка вскочил на ноги, крикнул, — но сам этого крика не услышал, — и тут же зашатался, стукнулся спиной о скалу, такой бешеный вихрь ударил ему в лицо.
Медлить было некогда: отмель перед входом в пещеру залита, вода доходит до колен. Залив весь забит льдом, а ветер и течение с моря гнали в его узкое горло всё новые льдины. Прилив поднимал их выше и выше. Вот-вот они двинутся на отмель. Промедли Ванюшка ещё минутку, и лёд замуровал бы его в пещере. А сейчас та же минута промедления — и льдины прижмут, раздавят его о скалу.
Ванюшка сам не помнил, как его рука ощупью нашла едва заметную опору на скале над входом в пещеру. Другая такая же опора нашлась для ноги, ещё… и он как на крыльях взлетел и распластался, прилепившись к отвесной стене.
В то же мгновение стена эта дрогнула от страшного удара. Груды ледяных осколков взлетели на воздух, что-то с силой стукнуло Ванюшку по ноге, но сгоряча он не почувствовал боли. Он понимал: долго так на стене удержаться невозможно.
А льдины грохотали внизу и лезли всё выше. Выше! На счастье, рукавицы он снял, когда выбирался из пещеры. Только пальцами без рукавиц можно было нащупывать еле заметные выступы стены и за них цепляться. И он цеплялся, полз, смотрел только вверх, чтобы голова не кружилась.
Ещё! Ещё! Последним усилием Ванюшка ухватился за выступ на верху стены, перевалился через край, грудью лёг на него. Ноги остались висеть над пропастью, тяжёлые, нет сил их подтянуть.
В отчаянии он поднял голову, осмотрелся… Что-то мелькнуло перед самыми глазами, раздался слабый писк, и всё исчезло.
Птица! Он не успел разобрать — какая. Ветер кружил её, беспомощную, бороться с ним она не могла.
— А я могу! — вдруг сказал Ванюшка. Ему показалось, он крикнул громко, хоть на самом деле сказал чуть слышно. Но от этого слова у него и сила вдруг появилась: ноги шевельнулись и медленно перевалились за край утёса. «Могу!» — хотел повторить он. Но силы хватило только отползти от самого края, чтобы ненароком не скатиться обратно вниз. И Ванюшка закрыл глаза.
Обморок постепенно перешёл в сон. Такой глубокий, что даже холод от мокрой одежды не скоро бы разбудил Ванюшку. Но вот во сне он почувствовал: что-то тёплое коснулось его лица. Ещё и ещё… точно дышит кто-то ему в застывшую щеку, лижет, греет её тёплым языком. Даже приятно. Да вдруг по-настоящему больно как схватит за ухо.
Ванюшка вскрикнул и приподнялся. Испуганный визг отозвался у самого уха, и от этого он окончательно проснулся. Что это? Откуда тут взялась собачонка? Белая, лохматая, отскочила и сидит, недовольно смотрит, облизываясь. Песец! И ухо побаливает, видно, откусить собрался. Ну нет, я ещё живой!
Ванюшка пошарил около себя, с трудом запустил, ледышкой в песца. Тот взвизгнул, отскочил подальше, снова уселся — ждёт. Как ни плохо было Ванюшке, а засмеялся, приободрился.
— Никак ты моим ухом пообедать собрался? — поднялся он на ноги.
Песец, услышав голос, ещё раз недовольно взвизгнул и убежал.
Ванюшка осмотрелся: мокрый снег покрыл все пригорки, которые ещё недавно только начали оттаивать. Но снег кончился, уплыли куда-то тучи, и солнце опять заметно пригревает по-весеннему. Видно, снег этот — не долгий гость.
— Цветок-то приморозил, наверное, — пожалел Ванюшка, покачал головой, потрогал ухо. — Ну и разбойник, чего надумал. — Глянул на море и ахнул: — Сколь я много спал!
Прилив кончился, большая вода шла на убыль, ветер стих. Льдины столпились у горла залива, и вода теперь выносила их в море без особого шума и грохота: за гладкие каменные стены залива им негде было зацепиться. Только на отмели перед входом в пещеру, вперемежку с плавником, лежали ледяные груды — остатки завала, что грозился раздавить Ванюшку. Вход в пещеру закрывала огромная глыба.
Ванюшка чуть не вскрикнул от огорчения: там, в пещере, остались драгоценные доски! Не скоро ему удастся до них добраться. Он поднял голову: сбоку от пещеры, где отмель немного поднималась и вышла уже из воды, лежит что-то жёлто-пёстрое, такое маленькое по сравнению с огромной льдиной. Нерпа! Не шевелится. Наверно, та самая, что к нему на свист подплыла, словно и не боялась. Задавили её льдины! Ванюшка даже кулаки стиснул, так живо ему представилось, как льдины, словно живые, за малым зверьком гоняются. За ним тоже вот так-то, даже на стенку лезли. Лишь бы добраться!
Ванюшка подошёл ближе к краю. Может, жива? Не вовсе задавили, проклятые?
Спускаться на лёд, когда всё тело ноет, трудно. И всё-таки, Ванюшка спустился. Подошёл к нерпе, погладил тихонько гладкую шкурку. Крови нет. Ласты потрогал, вроде не ломаные. А не шевелится. И вдруг вскрикнул радостно:
— Глядит! На меня! Живая!
Глаза большие, тёмные и, правда, на него смотрели не отрываясь, словно хотели спросить: «Ну, я вот, живая, а силы шевелиться нет. Что ты со мной сделаешь?»
Ванюшке так стало понятно, что он сам не заметил, как произнёс:
— Ничего тебе худого не сделаю. Лежи, знай, может и отлежишься.
— «Может и отлежусь», — сказала нерпа глазами, только сама ни чуточку не пошевелилась.
Ванюшка и о своей боли забыл, опустился на колени, всё гладил бархатную шкурку. Ему показалось, что в глазах нерпы страха стало уже меньше, словно ей понятна его ласка. И тут он спохватился: у самого ноги не чувствуют, спина не гнётся. Домой торопиться нужно.
Встал, потянулся, охнул невольно.
— Лежи, лежи, — сказал ласково. — Завтра приду, погляжу на тебя, поесть чего принесу. Только бы ошкуй не учуял. Прощай покуда.
И большие тёмные глаза точно ответили: «Прощай!» Или так ему показалось?
Теперь Ванюшка лез вверх уже не по стенке, а по той тропинке, по которой спускался в первый раз. Всё равно трудно, тело болит, на руках ногти поломаны.
— Мешок-то мой, наверно, подо льдом лежит. Куда ему уплыть — тяжёлый. Как лёд растает, заберу, — рассуждал он, а сам то и дело на нерпу оборачивался. — Нет, не шевелится. Может, отлежится?
Ванюшка шёл как во сне. В снеговой каше воды прибавилось и каждый шаг всё тяжелее, а сколько их ещё до дома осталось?
Он даже приладился было считать, да тут визг и лай песцов его отвлекли. Не хотелось с тропы к обрыву сворачивать, а как не узнать, чего это они с ума посходили?
Ванюшка подошёл к краю, глянул и остановился. Ну и дела! Узкая полоска отмели под обрывом вся блестела, как серебряная. Миллионы мелких рыбок, выброшенных бурей, покрывали песок. Тучи птиц кружились над ними, хватали рыбу и взмывали с ней кверху, иные, давясь от жадности, глотали её тут же на отмели. Целая стая песцов не отставала от птиц: они хватали рыбёшку почти не разжёвывая и успевали ещё огрызаться на птиц и друг на друга.
Ознакомительная версия.