— Слушаю, господин штабс-капитан!
— Первое связано со снабжением захватчиков провиантом. Выходить на фуражировки им всё труднее, поэтому они решили заманить в город окрестных мужиков. Объявлено, что всякому, кто привезёт сюда воз съестных припасов, будет заплачена высокая цена. Мужики в большинстве молчат. Кто-то опасается, что отберут и не заплатят, кто-то идейно не хочет кормить противников. Пока на призыв не очень откликнулись. Но вчера первый небольшой обоз с овощами уже пришёл, причём, со стороны Пресненской заставы! У кого-то жадность оказалась сильнее патриотизма. Французы не обманули и действительно заплатили негодяям выгодную цену. И наказали приезжать ещё, с любыми припасами. Этого допустить нельзя. Приказываю: следующий обоз перехватить, провиант уничтожить, торгашей наказать. Так, чтобы отбить охоту к коммерции всей деревне!
— Есть!
— Справитесь?
— С мужиками-то? Лысого чесать, так и масла не надо…
— Но для этого придётся выйти из города.
— Хм… А вот это, ваше благородие, трудненько сделать. Нельзя ли тут?
— Нет, в Москве поздно будет перехватывать. Надо закрыть дорогу перед Пресненской заставой, в поле.
— Французы, ваше благородие, выпустят нас за посты, только ежели нам получится прикинуться своими, — выдал Отчаянов непривычно длинную для себя фразу. — А как? По-ихнему может только Пётр Серафимыч. А прочие? Какой из Голофтеева француз? А из Батыря?
— Пойми. Если мужики проникнут в Москву, их уже не остановишь. Средь бела дня… Надо верстах в трёх от заставы, где тихо и нет никого. Можно, например, огородами пробраться в поля, а там уже выйти на дорогу.
— Можно, — согласился егерь. — Но если заметят — всем конец. Это в развалинах нас ловить дураков нет. А в поле не спрячешься.
— Надо нам нарядиться поляками, — предложил Ахлестышев.
— Почему поляками? — удивился Сила Еремеевич.
— Французы русский язык от польского не отличают. Примут нас за панов. Только надо бороды всем сбрить, или подстричь на европейский манер. А говорить с начальником караула буду я.
— Он спросит, с какой целью вы идёте за город, — предположил штабс-капитан.
— На фуражировку!
— Но ведь все польские части размещены на восточной окраине Москвы и далее в сторону Подольска! На западе их нет.
— Ну, значит, мы лезем в чужую вотчину. Это настолько по-польски, что французы не удивятся.
— А ведь, пожалуй, и поверят, — согласился Ельчанинов. — Сила Еремеевич, у тебя найдётся шесть кумплектов польского обмундирования?
— Шесть не нужно, — возразил унтер-офицер. — Пришлецы совсем износились. Ходят, как адяшки, кто во что горазд. Одна гвардия ещё соблюдает.
Втроём они порылись в сундуке и отыскали два синих мундира с жёлтыми воротниками от 5-го корпуса князя Понятовского. На одном из киверов даже оказались красный гренадёрский помпон и нашивки капрал-фурьера.
— Чур, мой! — сказал Ахлестышев.
— Конечно, — согласился Отчаянов. — Ты будешь как бы за старшего, тебе и отличие. Ваше благородие, а какое второе задание? Вы сказали, их два.
— Второе сложнее и опаснее, — нахмурился разведчик. — И много важнее, чем первое. Во дворе церкви Николы в Ямах французы поставили типографию. И выделывают в ней поддельные ассигнации достоинством в 25 и 50 рублей.
Оба партизана одновременно выругались по матери.
— Вот-вот! — продолжил Ельчанинов. — Ущерб от этой подлой проделки может стать колоссальным. Всю денежную систему нам подорвут, сволочи. Ещё перед войной через банкиров Варшавского герцогства французы распространили в наших западных губерниях фальшивок на двадцать миллионов рублей! Теперь этот станок работает в Москве. Именно такими поддельными бумажками захватчики расплачиваются с крестьянами за фураж. Война уйдёт на запад, а деньги-то останутся в обороте! Словно яд, они будут расползаться по стране. Которая и без того напрягает последние силы… Приказываю: станок уничтожить, а фабрикантов по возможности перебить.
— Слушаюсь! — унтер-офицер вытянулся во фрунт.
— Рогожские партизаны во главе с вахмистром Бершовым тебе помогут.
Отчаянов пошёл готовиться к вылазке, а штабс-капитан подозвал Сашу-Батыря.
— Спасибо вам ещё раз за содействие моему освобождению, — сказал он, крепко пожимая друзьям руки. — Только благодаря вам я могу сейчас делать то, к чему предназначало меня командование. Ещё я рад, что вы с нами. Помните, Пётр Серафимович, наш последний разговор? Вы тогда не смотрели на войну с захватчиками, как на своё личное дело. А теперь… Убили их полковника, взяли важные бумаги. Рискуете жизнью. Повторю то, что уже обещал: всё это доложу по начальству. Для вас война — ещё и возможность вернуть утраченное положение.
— Спасибо, Егор Ипполитович. Вы правы: эти негодяи такое сотворили в Москве, что даже беглому каторжнику невмоготу стало терпеть. И конечно, мы с Сашей воюем не за отмену наших приговоров. А за Россию, за Москву. Но, ежели удастся соединить одно с другим, я буду счастлив. У меня есть, зачем вернуться в общество его равноправным членом.
— Рапорт полковнику Толю с описанием вашего подвига уйдёт сегодня же. К нему будет приложено моё ходатайство о пересмотре вашего дела.
— Спасибо! У вас действительно прямая связь со штабом Кутузова?
— Да. Французы не сумели перекрыть Сокольнический лес. Он вполне проходим для смелого человека. А за лесом — казачьи посты. Мои донесения за ночь доставляют начальнику авангарда Иловайскому-четвёртому, и он немедленно пересылает их в Тарутин. Там сейчас наша армия… Самые важные из полученных сведений Толь фельдъегерем сообщает в Петербург государю. Добытые вами новости относятся именно к таким. Через неделю его величество узнает, что несправедливо осуждённый беглый каторжник Ахлестышев геройски партизанит в Москве.
Пётр не-по геройски шмыгнул носом, скрывая волнение. Неужели прежнюю жизнь удастся вернуть? Ольгу разведут с мужем-изменником, и тогда они смогут пожениться! Дай-то Бог, дай-то Бог…
Воспоминания об Ольге навели его на забытую мысль о фальшивом эмигранте.
— Егор Ипполитович! Полагаю, это интересно. Не знавали ли вы по прежней жизни некоего графа Полестеля?
— Да, мы были поверхностно знакомы. Эмигрант-роялист, бежал из Франции, коротал дни в Москве, бедствовал. Умный человек. А что? Они его схватили? Жалко графа.
— Нет. Он сейчас сам кого хочешь, схватит. Несколько дней назад Полестель попался мне в мундире полковника Главного штаба и при эскорте из элитных жандармов. В одной карете с ним ехал князь Шехонский.
