Северо-восточную часть полуострова к северу от Сент-Антони отличает ровный, слегка волнистый рельеф. Возвышенности не больше ста метров. На юге от Ланс-о-Мидоуза простирается равнина с буграми, болотами и множеством озер. Густо растут мхи, вереск и тальник, местами встречаются заросли низкого, угнетенного ветром ельника, на прикрытых от ветра участках зеленеет трава. Граница леса проходит теперь километрах в двенадцати к юго-западу от Ланс-о-Мидоуза, ближе к заливу Пистолет. К югу от этого залива возвышается гора Белая (Уайт-Маунтин).
Если следовать вдоль побережья на запад, то у самого Ланс-о-Мидоуза можно увидеть луга, здесь даже есть сеновал. Потом в сушу врезается залив Сакред-Бей, в глубине его к берегу спускается низкорослый лес. Дальше к западу, от Шип-Коува до Рейли в заливе Пистолет есть еще много хороших лугов.
Тропа, идущая на юго-восток, соединяет Ланс-о-Мидоуз с лежащим поблизости маленьким рыбачьим поселком Хэй-Коув (Сенная бухта). Название показательное, в этом районе в самом деле богатый травостой. От Шип-Коува четверть часа хода до селения Огрейтс-Вью, расположенного в излучине Нодди-Бей. И тут довольно много зелени. Далее на восток мы видим только поселок Кирпон. Он стоит на берегу узкого пролива и больше подвержен ветрам.
В этом районе условия для растительности намного лучше, чем на Лабрадоре, в частности благодаря тому, что почва здесь образовалась при выветривании палеозойских пород. В самом Ланс-о-Мидоузе и на прилегающем побережье трудно точно определить площадь лугов, потому что местами трава перемежается с вереском, но на мой взгляд здесь 7,5-10 гектаров. Так что вдоль берега и в глубине острова можно пасти довольно много коров, не говоря уже об овцах. Однако рыбаки держат мало скота, промысел не оставляет времени для других занятий. Еще одна важная особенность местной растительности – обилие разных диких ягод.
Как я уже говорил, лес не так давно доходил почти до самого моря, но рыбаки постепенно вырубили его, а какая-то часть его, вероятно, погибла от пожаров. Переруб – обычное явление для многих приморских районов Ньюфаундленда и Лабрадора, из-за него граница леса все время отступает. Джордж Декер рассказывал, что в годы его детства лесные урочища находились недалеко от найденных нами остатков жилья. Когда его дед ходил в Стрейтс-Вью, тропа почти все время шла через высокий лес. Теперь там не осталось ни одного дерева, зато есть много участков с высокой травой. Мы и сами в этом убедились. В приморье часто встречаются пни; во время раскопок мы тоже наталкивались на пни и толстые корни. Вырубка леса должна была многое изменить. На безлесных участках легче образуются болота, от ветра пропадает трава. Другими словами, раньше ландшафт был другим, а условия – более благоприятными для человека.
У исчезнувших обитателей Ланс-о-Мидоуза был еще один, более доступный источник топлива и строительных материалов: плавник. Каждое утро мы видели на берегу детей, усердно собиравших его. За лето и осень они набирают столько плавника, что у семьи Колборнов, например, хватает топлива почти до весны. Если подует сильный ветер с севера или северо-запада, «улов» особенно богат, причем больше всего плавника скапливается в заливе у террасы, где некогда стояли дома. Этот залив – настоящая ловушка. Часть плавника доставляет Лабрадорское течение, но и со стороны Белл-Айла плывут большие деревья, вынесенные реками в залив святого Лаврентия. Правда, в проливе Белл-Айл господствует южное течение, но ветры вносят поправку. Известен случай, когда затертое во льдах промысловое судно, дрейфуя, обогнуло северную часть Ньюфаундленда и очутилось в Уайт-Бее.
Девственные северные берега с выброшенным на них плавником – любопытное зрелище. За много веков штормы и ледоходы соорудили за чертой прилива огромные валы из бревен. В Арктике плавник сохраняется сотни лет; подолгу не гниет он и в таких прохладных районах, как Ланс-о-Мидоуз, тем более что бревна пропитаны солью и все время проветриваются в штабелях. Словом, у давних обитателей Ланс-о-Мидоуза возле самого дома был, так сказать, склад топлива и строительного материала.
Животный мир беден. Причин для этого много: лес исчез, долго велась хищническая охота, немалую роль сыграло, вероятно, и то, что дороги и дома строились на перешейке в начале полуострова, а это было препятствием для проникновения животных на полуостров. Другое дело море. Треска большими косяками подходит к берегу, между островами пролегают пути миграции гренландского тюленя, еще встречаются киты. В марте на льдинах приносит на юг детенышей гренландского тюленя, иногда за ними следуют песцы и даже белые медведи.
* * *
Чтобы судить, какие ресурсы были в распоряжении тех, кто некогда жил в этих местах, нужно представить себе тогдашние условия.
Был ли климат другим тысячу лет назад, во времена винландцев и позже? Вопрос сложный и спорный. Насколько мне известно, на Ньюфаундленде и в соседних областях не собрано никаких данных об этом, но показательны исследования, проведенные в Гренландии. Фритьоф Нансен считал, что климат Гренландии существенно не изменился со времен Эрика Рыжего. Шведский гляциолог Ханс В. Альман полагает, что гренландский климат X-XII веках мало отличается от нынешнего, однако со второй половины XIII по XV веков он ухудшался. Важные данные получил, исследуя цветочную пыльцу из Вестербюгдена, датский ботаник Ю. Иверсен. Выходит, что в XI-XII веках в Гренландии господствовал сравнительно мягкий и влажный климат. В XIII-XIV веках он был суше и континентальнее. Но летняя температура, считает Иверсен, за тысячу лет почти не менялась. Говоря о последних столетиях, К. Л. Вебек подытоживает выводы ученых: примерно с XVI века климат стал ухудшаться; это длилось вплоть до начала нашего столетия, затем он опять улучшился. С 1000 по 1600 год климат Гренландии изменялся незначительно.
Мы вправе думать, что климат на Ньюфаундленде колебался примерно так же, как в Гренландии. Для нас важен период от походов в Винланд (около 1000 г.) до исчезновения гренландской колонии (около 1500 г.). Анализ пыльцы и другие методы исследования позволяют предположить, что в этот период климат на Ньюфаундленде существенно не отличался от теперешнего.
Но животный мир, наверно, был гораздо богаче. Достаточно обратиться к старым источникам. Так, про экспедицию Гаспара Кортереаля в 1501 году его современник Паскуалиго писал: «... Зерна там вовсе нет, но люди той земли рассказывают, что кормятся рыболовством и охотой на зверя, которым изобилует страна, и есть там крупное рогатое животное с очень длинной шерстью, и шкура этого животного идет не только на одежду, но и на жилища, и на лодки. Кроме того, есть волки, лисы, рысь и соболь. Замечательно, на мой взгляд, их утверждение, что соколов там – как у нас воробьев, я сам видел таких соколов, и они на редкость красивы».
