— Мы начнем завтра же, — с готовностью отозвалась Пинноса. — Мы разошлем вестников по всем западным землям, чтобы крепкие телом женщины…
— Крепкие телом и духом христианки, — вмешалась Бриттола.
— Хорошо, крепкие телом и духом христианки, — с улыбкой приняла поправку Пинноса, — присоединились к нам, чтобы создать легион из пеших и конных воинов. Летом, в месяцы, когда мы наиболее уязвимы, этот легион будет патрулировать побережье и земли вдоль Вала. Мы будем проводить обучение и тренировки на приграничных территориях, за Магнисом. Затем, когда придет время урожая, мы отправимся в длительную кампанию, вдоль Вала до Эбурака. Обратно мы планируем вернуться до наступления месяца охоты.
— Да, отец, — неуверенно произнесла Урсула. — Как сказала Пинноса, мы бы хотели разослать гонцов уже завтра. — Она выглядела встревоженной. Все остальные, казалось, были удивлены, услышав непривычное смирение в ее голосе.
— Я знаю, мы не спрашивали твоего совета, отец, — поколебавшись, продолжила Урсула, — но скажи, можно ли нам будет воспользоваться… твоей печатью?
— Завтра, говоришь? Она кивнула.
— Как жаль, что твоя мать не видит такого воодушевления, — он улыбнулся Урсуле. — Знаешь, это качество ты унаследовала от нее. — Король отвел взгляд от лица дочери и посмотрел вперед, на дальнюю стену обеденной залы, где висела шпалера с изображением короля на охоте. — Вообще-то завтра я вместе со всеми моими охранниками планировал отправиться на охоту, — произнес он, наконец, почесывая подбородок.
Бриттола расстроилась было, услышав такие слова, но тут заметила, что Урсула расцвела в улыбке.
— А это значит, что печать будет лежать на моем столе от заката до рассвета, и за ней будет совершенно некому присматривать.
— О, папа! — Урсула с трудом выбралась из-за стола, обежала его и бросилась обнимать отца. — Спасибо!
— Благодарю вас, Ваше Величество! — Пинноса поцеловала руку своего короля.
Все остальные эхом повторили слова благодарности и поклонились.
Король освободился из объятий дочери и потянулся за бокалом с вином. Слуга бросился его наполнять.
— Да, то, что наши женщины готовы делать мужскую работу, — достойный ответ на отчаянные события итого страшного времени. Но я знаю, что вы — отважные женщины, и каждая из вас стоит более десятка стариков, таких как я. Несчастных стариков, пытающихся защитить свою землю от опасности. Я чувствую, как меняется ветер. И он предвещает бурю. Если мы хотим выжить, нам надо научиться гнуться, как деревья. — Он встал и протянул свой бокал навстречу юным девам. — Дочь моя, я пью за тебя, и за твоих доверенных подруг, и за остальных женщин Британии, которые помогут нам защитить завтрашний день, пока мужчины в походе.
И с этими словами он стукнул своим бокалом о бокал Урсулы.
— За завтрашний день. За наше будущее и за то, что оно нам принесет.
Присутствовавшие в зале подняли свои бокалы и присоединились к тосту.
— За завтрашний день!
— Госпожа, проснитесь! — Олеандра вырвала Урсулу из объятий сна. Старая служанка явно была чем-то взволнована. — Простите, что бужу вас. Вы, должно быть, очень устали после вчерашнего пира! Я знаю, что солнце едва встало, только вам обязательно надо спуститься. Срочно. Госпожа Пинноса послала меня за вами. Она уже там, вместе с госпожами Кордулой и Бриттолой. За госпожами Мартой и Саулой уже послали. Мне сказали, что вы нужны им как можно скорее. Улицы-то забиты, того и гляди начнется давка!
Урсула тоже расслышала шум толпы за окнами замка. Она торопливо оделась и подбежала к окну. Представшая перед глазами картина потрясла ее. Олеандра была права: улица действительно была полна людьми, причем, насколько хватало глаз, только женщинами.
Урсула прибыла во внутренний двор дворца одновременно с Мартой и Саулой. Пинноса уже была поглощена работой с прибывшими. Женщины входили во дворец по одной и в сопровождении слуги подходили к длинному столу, где их опрашивали. Пинноса, Кордула и Бриттола, рядом с каждой из которых сидел писец, находились с одной стороны стола. С другой виднелись три пустых места и три подготовленных стула для писцов.
— А, вот и вы! — крикнула Пинноса, обернувшись через плечо. — Не стойте тут, разинув рты. Подходите и присоединяйтесь. Мы начали перепись еще до рассвета, а женщины все идут и идут. Правда, здорово? Наше слово разнеслось по округе, как лесной пожар!
— Что нам делать? — спросила Марта.
— Записывайте их имена и места, откуда они приехали, — ответила Пинноса.
— Есть ли у них мужья и дети, — добавила Кордула.
— И не забудьте спросить, исповедают ли они христианскую веру, — вставила Бриттола, даже не повернувшись в их сторону. — Это важно.
— А потом спрашивайте, хотят ли они к нам присоединиться, — продолжила Пинноса. — Пока разговариваете с ними, решайте, кого возьмете, а кого нет, только сразу о своем решении не говорите. Просто ставьте пометку напротив каждого имени после того, как они уходят. Позже мы вывесим списки. Давайте же, приступайте!
— Добра-и утр, Ваш Вели-ичст, — протянула Марта, имитируя тягучий сельский акцент, и неуклюжими шаркающими шагами направилась в сторону Урсулы. — Вазьмить мня в ваш армию!
Все рассмеялись. День, однако, выдался тяжелым. Только к полудню им удалось переговорить со всеми, кто заполонил улицу, и разослать десять гонцов с призывом короля еще до наступления вечера. В тот день к ним пришли триста женщин, но только семьдесят из них оказались пригодными для тех целей, которые перед ними стояли. Однако даже из этих семидесяти лишь несколько человек отвечали всем требованиям. После тяжелого дня Урсула и ее подруги отправились отдыхать в женские покои дворца. За плотным ужином они продолжали обсуждать последние события.
— Что? Не беременна ли я случаем? — продолжала Марта. — Да нет, откуда. — Потом она изобразила озадаченную гримасу. — Хотя, дайте-ка подумать… Какое сейчас время года? — Она почесала голову и погладила воображаемый выдающийся живот. — Опа! Очень может быть!
Девушки расхохотались.
— А про ту, со свиньями! — воскликнула Саула. Другие стонами отозвались на смешные воспоминания. — «Только свиней я беру с собой, госпожа. Если их не возьмут, я не пойду тоже!»
— А у меня была одна, — с трудом восстанавливая дыхание от хохота, добавила Кордула, — которая соглашалась идти в армию, только если туда возьмут ее мужа.
— А у меня, — простонала Саула, — одна требовала, чтобы мы дали ей разрешение бросить мужа, и только тогда она вступит в легион!
