— Ничего не изменится до тех пор, пока его поддерживает регент, — сказал д'Омон. — Это, конечно, тоже очевидная вещь. Но она указывает нам, что следует предпринять.
— И что же, — дрожащим голосом спросил Вильруа, — по-вашему, следует предпринять?
Остальные молча смотрели округлившимися глазами на д'Омона. Он улыбнулся, растянув тонкие губы:
— Я вижу, вы понимаете, что пока регент находится там, где он есть, господин Ла будет сидеть у нас на шее.
Ноай посуровел.
— И что вы предлагаете? Убрать регента?
Д'Омон натянуто засмеялся.
— Ничего я не предлагаю. Я просто обрисовываю ситуацию.
Ноай встал.
— Эти ваши слова по сути являются предложением совершить государственную измену.
Д'Омон снова засмеялся.
— Не являются. Вы не так меня поняли. Но раз уж вы упомянули измену, то можно указать на то, что еще большей изменой будет измена Франции. Мы ведь согласны с мнением, что этот авантюрист хочет разрушить нашу страну, а сами остаемся пассивными. Повторяю, я просто называю вещи своими именами и ни к чему не призываю.
Ноай быстро возразил ему, опережая остальных:
— Ваше мнение, господин герцог, уже является призывом к измене. Говорить дальше означает просто потерю времени. Думаю, никто не поддерживает господина д'Омона в том, что он сейчас высказал.
Д'Омон запротестовал, говоря, что он не предлагал никаких действий против регента. Его целью было указать на то, что им нужно принять меры только против господина Ла. Он никого не разуверил, но, тем не менее, все согласились, что этот разговор не помешает им мирно отобедать у Ноая.
Однако Орн считал, что д'Омон был прав. Он пожил в Со, где царила атмосфера, открыто враждебная регенту, и видел, что д'Омон был среди лиц, наиболее приближенных к герцогине. Он понял, что д'Омон просто хочет использовать сложившуюся ситуацию для ее выгоды. В отличие от лояльного Ноая, Орн не видел причин, чтобы сохранять верность регенту, который так грубо с ним обошелся.
Он попросил герцога д'Омона довезти его до Парижа в своей карете и там сразу приступил к прямому разговору. Он похвалил герцога за его проницательность и сказал, что в нынешних обстоятельствах защита регентом Ла оскорбляет чувства каждого истинного француза.
Д'Омон согласился с ним:
— Если подумать, то ведь это не Ла разрушает Францию, — сам герцог Орлеанский.
— Покойный король предвидел это, — сказал Орн, — он ведь не хотел видеть регентом одного герцога.
— Вы не одиноки в этом мнении. Есть люди, которые болеют сердцем за Францию и ищут способа исправить ошибку.
— Рад узнать об этом. Более того, я был бы готов принять участие в таком благородном деле. Это было бы честью для меня.
Хотя сам Орн и был пьяницей и бездельником, но он имел родственные связи с лучшими домами Европы, в частности, связи в Испании, а эту страну Мены рассматривали как главную свою опору. После того как он раскрылся, д'Омон тоже решил говорить без притворства.
— Парламент, поддавшись герцогу Орлеанскому, лишил герцога Мена регентства. Об этом сейчас даже пикнуть не решаются. Но справедливость могла бы быть восстановлена королем Испании. Он ближе всех стоит к трону Франции; как внук покойного короля он является его наследником, а следовательно, и настоящим регентом. Его нужно привести к присяге, а он назначит здесь своего представителя.
— Этим представителем стал бы, разумеется, герцог Мен? — спросил Орн, для которого все стало ясно.
— Разумеется. И это положило бы конец правлению всяких проституток, развратников и менял.
— Рассчитывайте на мою помощь в этом деле, — с жаром произнес Орн.
— Рад, что вы так решили. Вы не только видите, где нарушена справедливость, но и стремитесь ее восстановить. А это, дорогой граф, и есть подлинное благородство.
Д'Омону оставалось только убедить Орна нанести визит в Со и предложить свои услуги герцогине, которая приняла бы его с распростертыми объятиями и включила бы его в растущую армию своих сторонников, работающих для достижения благородной цели.
Пообещав сделать это на днях, Орн поехал домой, чтобы предупредить графиню об их завтрашней поездке. Он нашел ее читающей недавно вышедшие «Персидские письма» Монтескье[58]. Она была одета в платье без рукавов из бледно-зеленого шелка, так что были видны ее восхитительно-нежные руки.
Ее пышные темно-русые волосы сильнее подчеркивали матовую бледность лица и шеи. Это лицо с искрящимися глазами и яркими губами, которые всегда чуть улыбались, некогда нарушило покой короля, которого нельзя было считать легко поддающимся страстям, а потом привлекло к себе графа Орна до такой степени, что он чуть было полностью не переменил все свои привычки. Сейчас он с горечью заметил, что в ее взгляде нет ответного чувства к нему.
— В Со? — переспросила она. — Интересно, что там теперь, что ты так скоро захотел вновь поехать туда. Или баронесса Ла там?
— Баронесса Ла! — он отрицательно покачал головой. — Можешь не волноваться. Это не то, что ты подозреваешь.
— Подозреваю! — она улыбнулась, показав прекрасные зубы. — Я не подозреваю. Я просто спросила. Можешь не отвечать мне, если не хочешь.
Его раздражало ее спокойствие, и он хвастливо рассказал ей о той роли, которую хотел сыграть в интриге против регента, чтобы добраться потом до этого вора, ее соотечественника, обокравшего его.
— Возможно, — предположила она, — он обокрал тебя, чтобы ты не успел украсть его жену.
Его досада усилилась еще и от того, что в этих словах ему почудилась правда, которую он даже не потрудился скрыть.
— Бог даст, я никогда больше ее не увижу.
Она засмеялась без капли ревности:
— Ты думал найти в ней развратницу, а нашел недоступную жеманницу. Сочувствую тебе, мой милый. Такие неприятности неизбежны на твоем пути. Конечно, твоя месть — твое дело. И мое мнение для тебя ровным счетом ничего не значит. Но все же посоветую тебе держаться от Менов и их замыслов подальше. А то ты можешь лишиться не только права посещать Пале-Рояль.
Он стоял рядом с ней, высокий, красивый, улыбающийся.
— Ты права, — сказал он.
Она вскинула брови:
— Удивительное признание!
— Я имею в виду, что ты была права, когда сказала, что твое мнение для меня ничего не значит.
— Прости, я не догадалась. Я иногда очень глупа.
— Даже довольно часто. Но неважно. Сегодня понедельник. Мы едем в Со в четверг.
— Ты хочешь сказать, что ты едешь.
— Да, еду я, а ты будешь меня сопровождать. Ее светлость будет рада вновь увидеть нас.
— Возможно. Но мне безразлично, будет ли мне рада ее светлость. Я к ее меду и пчелам интерес потеряла. Да и потом я утром уезжаю с леди Стэр в Сен-Жермен до воскресенья.
