лежали энергетические воззрения Освальда, которого Ленин назвал «крупным химиком и мелким философом» [177]. Энергия, с точки зрения Бехтерева, возникала путем дематериализации. «Энергетический монизм устраняет дуализм физического и психического понимания энергии нервного тока в смысле ионного процесса как атомно-молекулярного движения. Материя, утратив свои основные свойства, перестает быть материей, превращаясь в физическую энергию» [178].
Отрицал Бехтерев и понятие причинности: в «Коллективной рефлексологии» он говорил «не о законе причинности, а о законе зависимых отношений».
Само собой разумеется, что эти идеи Бехтерева встретили резкую критику, да и самого Бехтерева многое не удовлетворяло, и он до самой своей смерти в 1927 г. дополнял и исправлял свои теории [179]. В 1926 г. в третьем издании своих «Основ рефлексологии» он уже признавал, правда, ограниченное, значение метода самонаблюдения и таким образом сделал некоторый шаг вперед от своей концепции полного отрицания психологии. В 1925 г. под редакцией Бехтерева вышел сборник «Новое в рефлексологии и физиологии нервной системы», в котором Бехтерев старался подчеркнуть материалистически обоснованную динамичность — историчность своего мировоззрения. К участию в сборнике был привлечен А. А. Ухтомский, давший в сборник свою работу «Принцип доминанты». В сборнике разрабатывалась также «генетическая рефлексология», изучавшая постепенное развитие рефлексов у ребенка (М. М. Щелованов, В. Н. Осипова) [180], «индивидуальная рефлексология», изучавшая типы вариации двигательных рефлексов у человека. В 1926 г. был издан второй том сборника «Новое в рефлексологии», в котором дальше разрабатывалось учение о доминанте и были помещены статьи Л. Л. Васильева, Б. Г. Ананьева, Плотникова («Труд и доминанта», «Инстинкты и доминанта»), А. А. Ухтомского («О состоянии возбуждения в доминанте») и др.
На первых этапах советской науки, когда ей прежде всего в области психологии, которая при правильном историко-материалистическом ее понимании является с точки зрения Ленина одной из важнейших областей знания, из коих должна сложиться теория познания и диалектики, бехтеревская рефлексология сыграла известную положительную роль. «Нельзя рассуждать о душе, не объяснив, в частности психических процессов: прогресс тут должен состоять именно в том, чтобы бросить общие теории и философские построения о том, что такое душа, и суметь поставить на научную почву изучение фактов, характеризующих те или другие психические процессы» [181]. И Бехтерев именно к этому и стремился. На основе критики механистических взглядов Бехтерева началась энергичная перестройка русской академической психологии.
Построение психологии на основе марксистской методологии совершалось в упорной идеологической борьбе, и старая психология к концу 30-х годов, как заявлял в своих «Основах общей психологии» в 1946 г. С. Л. Рубинштейн, «потеряла большую часть своих позиций… Механицизм рефлексологии, эклектизм реактологии (К. Н. Корнилов), некритическое следование за модными зарубежными теориями (Л. С. Выготский), выдававшимися за марксистскую психологию, и педологические извращения завели психологию в тупик… Педологические извращения в системе Наркомпроса привели к свертыванию научной работы по психологии и искусственному ее вытеснению». Но следует помнить, что освободить психологию от идеалистических наслоений было задачей нелегкой, тем более что телеологическая психология редко выявлялась в чистой и последовательной форме, а постоянно маскировалась отдельными элементами материалистической психологии. Диалектико-материалистическую психологию приходилось строить фактически заново. И необходимо было, прежде чем строить общую теорию, обратиться к исследованию отдельных частных проблем, что и сделали многие психологи: с 1931 по 1941 г. разрабатывались педагогические [кафедры педагогических институтов Харьковского (А. Н. Леонтьев) и Московского (А. А. Смирнов], прикладные психопатологические вопросы (Б. Г. Ананьев в Институте мозга им. Бехтерева в Ленинграде), вопросы зоопсихологии (работы М. Н. Ладыгиной-Котс, В. Боровского, Н. Войтонис), П. П. Блонский вел работы о памяти, Б. М. Теплов — о способностях и ряд других.
Для правильного построения материалистической теории психической деятельности необходимо было систематически разрабатывать, все более расширяя физиологию высшей нервной деятельности, ход эволюции человеческого сознания.
В этом отношении исключительно успешно развивалось и открыло новую эру в учении о физиологической основе психики, мышления учение И. П. Павлова.
Учение И. П. Павлова [182] о «временных связях» (условных рефлексах), начатое им до революции, продолжало систематически развиваться. Павлов не стремился, как Бехтерев, к созданию космологической системы, объясняющей все стороны человеческой деятельности, а с чисто физиологической точки зрения расчленял и анализировал простейшие действия животных, стремясь «… найти такое элементарное психическое явление, которое целиком, с полным правом могло бы считаться вместе с тем и чистым физиологическим явлением, и, начав с него…. получить объективную картину всей высшей деятельности животных».
Таким явлением и было образование условных рефлексов первого порядка. В 1923 г. И. П. Павлов опубликовал свою книгу «Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных», в которой содержится «все, что за эти 20 лет было изложено в лекциях, докладах, статьях в России и за границей» [183]. В 1927 г. Павлов дал систематическое изложение своих исследований в книге «Лекции о работе больших полушарий головного мозга», где он изложил законы иррадиации и концентрации раздражения, взаимной индукции и тормозного процесса; внешнего и внутреннего торможения: угасания, условного торможения, запаздывания сна и так называемых гипноидных фаз. В методе Павлова речь шла не об объективной психологии, а об объективном методе изучения мозговой деятельности. По Павлову, все поведение высших животных и человека мы должны признать состоящим из закономерных ответов центральной нервной системы на различные экзо- и эндосоматические раздражения. Вся нервная деятельность состоит из врожденных (безусловных) и приобретенных в течение индивидуального развития (условных) рефлексов. Кора головного мозга является не только воспринимающим полем, в котором проицируются как пространственно, так и временно все раздражения, получаемые экстеро-, интеро- и проприорецепторами, но и несет функции замыкающие. Многократное совпадение нескольких мышечно-двигательных раздражений ведет к установлению целой ассоциативно-двигательной цепи, дает «цепной условный рефлекс». Если в рецепторной функции коры заложено начало анализа внешней среды, то в замыкательной мы имеем как бы первый синтез этих элементов. Таким образом, головной мозг представляет собой «орган неисчерпаемой функциональной приспособляемости» к внешнему миру.
Полушария головного мозга, осуществляя биологическую адаптацию индивидуума к окружающему, в то же время находятся под неуклонным контролем нижележащих отделов нервной системы, носителей филогенетического опыта, заложенного в безусловных рефлексах, на фундаменте которых надстраивается сложная система условных приобретенных в течение индивидуального существования рефлексов. «Подкорка является источником энергии для всей высшей нервной деятельности, а кора играет роль регулятора по отношению к этой слепой силе, тонко направляя и сдерживая ее… В подкорковых центрах сохраняются следы прошлых необычно сильных раздражений, и эти следы выступают наружу, как только наступает ослабление тормозящего действия коры больших полушарий на подкорковые центры…» [184]. Безусловные рефлексы и инстинкты — это, по Павлову, одно и то же: инстинкты — это отдельные комплексы или цепи
