– Фотография… Поглядите, на столе она?
– Какая еще на хрен фотография в твоем состоянии? – удивился Илья.
Калачев снова предпринял попытку привстать, но Илья положил ему на грудь свою тяжелую руку:
– Ладно, потерпи, щас погляжу.
Поднимаясь, Плетнев задумчиво посмотрел на жену:
– А ты, Марфа, ступай к татарке Байбаковой. Ежели фельдшерицы в селе нет, то пущай эта знахарка возле соседа до утра похлопочет.
* * *
Степан Калачев управлял лошадью сам. Сани птицей летели по степи. Следователь ни с чем не считался – ни с занесенной снегом степью, ни с тем, что конь уже порядком устал, хотя не проехали и половины пути до Верхне-Озерного. Он без устали погонял животное кнутом и думал, думал, думал…
«Интересная чертовщина получается, – размышлял Степан. – Отца избивают в родной деревне, в собственной избе… Неужто кто-то из односельчан решился на такое дерзкое нападение? А мотив? Какой может быть мотив при нападении на беспомощного старика? Со слов участкового, в селе объявлялся человек на коне и в форме сотрудника ГПУ. Но кто мог им быть? Со слов сторожа, “лжегэпэушник” искал избу отца, и тот указал ему дорогу. Теперь самое главное: приезжий, со слов участкового и по описанию сторожа, очень похож на беглого вора-рецидивиста Купца. А если это так, то что может быть общего у матерого и чрезвычайно опасного беглого уголовника с моим отцом?»
В село Степан и сопровождавшие его оперативники прибыли ночью. При их появлении собравшиеся во дворе сельчане замолчали и расступились, освобождая дорогу. Степан поспешил к крыльцу, но вход в дом неожиданно преградил председатель колхоза Горбунов.
– Постой, Степан, обожди, – сказал он, прирастая к месту и разведя руки. – Отца твоего сейчас врач осматривает и…
– Прочь с дороги, Василий! – рявкнул свирепо Степан и, схватив за грудки, отшвырнул председателя в сторону.
Но не успел он и шагу сделать к двери, как та распахнулась, и в сени вышел доктор.
– А-а-а, – сказал он, увидев Степана. – И сын, и следователь ГПУ – все прибыли в одном лице…
– Как отец? – спросил Калачев-сын, с надеждой вглядываясь в задумчивое лицо доктора.
Тот ничего не ответил и неопределенно пожал плечами.
– Позволь хоть одним глазком взглянуть на него?
– Пойдем, прогуляемся. Я покурить хочу.
Доктор взял Степана за руку и потянул за собой во двор.
– Мне кое-что тебе сказать надо.
Они подошли к саням и уселись на солому.
– Отец твой успел мне кое-что сказать перед смертью…
– Он умер?!
– Крепись. Травмы были слишком тяжелые и несовместимые с жизнью. Пострадал мозг…
– Хотелось бы знать, кто с ним такое сотворил и, главное, за что? – скрипнув зубами, проговорил озлобленно Степан и посмотрел на луну, которая тут же превратилась в мутное пятно из-за выступивших слез.
– Может быть, тебе поможет вот это? – доктор достал из-под полы шубы планшетку и передал ее Калачеву.
– Чего это? – угрюмо спросил Степан.
Доктор посмотрел на него старческими подслеповатыми глазами, вынул из кармана очки и водрузил их на переносицу.
– Ты бы не спрашивал, а сам посмотрел, что в ней лежит, – ухмыльнулся он. – Я видел какие-то листы бумаги и обгоревшую фотографию маленькой девочки. Чьи это вещи, разбирайся сам. Хочешь выброси, а хочешь, поищи хозяина. Видимо, это он принимал непосредственное участие в чудовищном избиении твоего отца, Царство ему Небесное.
В глазах Степана потемнело, и он едва не задохнулся от приступа дикой злобы, всколыхнувшей грудь. Калачев открыл планшетку, из которой на снег выпала обгоревшая фотография. Он подобрал ее и поднеся к глазам, подумал: «И чего в ней необычного? Маленькая девчонка…» Следом мужчина вытянул листок с ничего не значащим рисунком. Дом – не дом… Какие-то штрихи и кружочки… Сам черт не разберет.
Степан вложил все обратно в планшетку и повесил ее на плечо. У него сейчас не было времени разгадывать головоломки: хотелось увидеть умершего отца и определиться с днем похорон.
Он не заметил, как ушел доктор. Постоял рядом с санями, опустив голову. На душе было гадко и пусто.
– Степан Аверьянович?
От ворот спешили участковый и оперативники.
– Может, нам опросить людей, пока они у избы толпятся? – несмело спросил один из оперативников, видя, в каком угнетенном состоянии находится следователь.
– Давно пора, – выдавил Степан, вздрогнув. – Это я в первую очередь к отцу приехал, а вы… Вас я с собой взял не для прогулки из города в село, а работать.
– Все поняли, – кивнул участковый и участливо поинтересовался: – Отец-то как, Степан Аверьянович?
– С ним уже все хорошо. Он помер, меня не дождавшись, – ответил изменившимся голосом Калачев. – А теперь уйдите все.
С трудом проглотив подпиравший горло ком горечи, он отвернулся в сторону от любопытных глаз сотрудников, закрыл лицо ладонями и, будучи больше не в силах сдерживаться, зарыдал, заливая слезами свалившееся на него горе.
В гордом одиночестве коротал свой век Аверьян Калачев. Мало с кем общался, был замкнут и неразговорчив. На работу в колхоз ходил, как и все, куда укажут. Люди знали о его увечье, но не тревожили глупыми расспросами, не донимали едкими насмешками.
На погост Аверьян уходил провожаемый односельчанами. Старика уложили в добротный гроб. Одетый в костюм, причесанный, он словно помолодел и теперь выражал односельчанам свою последнюю благодарность за то, что они почтили своим вниманием его ничем не приметную жизнь и оплакивали его незаслуженно ужасную кончину.
Когда старика-мученика похоронили, люди отправились в колхозную столовую на поминальный обед.
Разгоряченный спиртным Степан Калачев отыскал сторожа, указавшего преступнику дом его отца.
– Ты чего с похорон ушел, Лукич? – спросил он, укоризненно качая головой. – Все село на мазарки [7] ходило, а ты… Появился и ушел, а поминки?
– На кладбище сходил и будя, – ответил угрюмо старик, уводя в сторону глаза.
– А я думаю, что совесть тебя поедом ест, – сказал Степан, чувствуя, как сторож мучается, считая себя отчасти виновным в смерти его отца. – А ведь ты неподалеку с ружьем разгуливал, так ведь? И помочь мог?
Лукич принялся яростно тереть друг о друга шершавые ладони.
– И ты в эту же дуду дуешь, – сказал он неприязненно. – Участковый вон, сын собачий, проходу не дает, что мол да как… А что я сказать могу? Прискакал ночью верховой и пурги не побоялся. В форме, как у тебя, да с наганом в кобуре. Что я мог? А он вот спросил у меня, где Аверьян Калачев живет? Я показал. Кто я и кто он?! Я человечишка маненький… Разве спорить с эдакими, как вы, могу?
– Как он выглядел? – спросил заинтересованно Степан. – Обскажи, как его запомнил, и не юли, понял?
