Когда заговорил Одиссей, то его мягкий голос вконец объединил их. Он улавливал настроение и привлекал своих воинов, вел за собой и поднимал на борьбу. Его слова полностью овладевали людьми, проникали в их души, возвышали, вдохновляли и завораживали их. Он не пел, а просто рассказывал историю, четко и ритмично, смешивая их мысли и эмоции в единый поток.
Одиссей рассказывал членам отряда о богах и древних существах, которые предшествовали им, о сражениях, которые шли до появления человека, срывали вершины гор и осушали океаны. Когда он наконец замолчал, в их сознании продолжала звучать история. Воины не могли остановиться, и думали о ней, а ночной бриз развевал их плащи и обдувал открытые части тел, возвращая назад — в мир на вершине горы. Их окружали старые, словно сама вечность, деревья. А сверху смотрело черное, будто ворон, небо, наполненное звездами.
Люди по одному завернулись в плащи и попытались заснуть, раздумывая об огромном мире, частичками которого являлись. Им не требовалось понимать его или свою роль в нем, а только вновь принять свою смертность. Увидев свое истинное лицо, осознав, что смертен и его когда-то ждет конец, Эперит не почувствовал смирения перед судьбой. Вместо этого он ощутил подъем, его дух вознесся, чтобы потребовать ту маленькую искру жизни, которую даровали ему боги. Он был совсем не имеющим значения существом, но все же существовал, а значит — собирался сделать это существование стоящим.
* * *
Они проснулись до рассвета от запаха дыма и потрескивания огня.
Эперит поднял голову со свернутого плаща и вначале подумал, что это продолжается сон, принявший какой-то странный оборот. Затем он увидел Дамастора, бежавшего по лагерю.
— Пожар! — кричал Дамастор. — Деревья горят! Просыпайтесь!
Юноша вскочил на ноги и с ужасом огляделся вокруг. Два дерева из окружавших лагерь теперь ярко горели, они казались жутким маяком на фоне уходящей тьмы. Другие воины из отряда, шатаясь, поднимались из-под плащей. Волосы у всех были растрепаны, судя по затуманенным взглядам, люди пока полностью не проснулись. Эперит увидел среди них Галитерса и бросился к нему.
— Мы должны найти какую-то воду, — сказал юноша напряженным голосом. — Если Полиб где-то рядом, то он обязательно это увидит.
— Слишком поздно, парень, — ответил Галитерс и показал на бушующий ад. — Ты видишь, как огонь перекидывается с одного дерева на другое? Даже если бы здесь была река, а у нас имелись какие-то емкости, кроме шлемов, чтобы ее зачерпывать, мы никогда не смогли бы потушить этот пожар. Я только молюсь, чтобы поблизости не оказалось тафиан.
Эперит хотел что-то сделать. Но этот пожар должен был увидеть любой человек, находящийся в радиусе многих стадий от здешних мест. Скоро рассветет, и тогда дым станет не менее заметен, чем языки пламени в ночи. Участники отряда беспомощно наблюдали за происходящим, а жар высушивал им глаза. Лица горели, а люди раздумывали, не станет ли их положение еще хуже.
Вскоре рядом появился Дамастор, схватив молодого воина за руку.
— Эперит, где мулы? Они были привязаны вон там.
Эперит посмотрел в ту сторону, где находились животные, когда он засыпал. Теперь мулы отсутствовали. Вероятно, они сорвали привязь, запаниковав из-за огня, после чего унеслись куда-то в ночь. Животные забрали с собой последние припасы, а что еще хуже — подарки для Елены. К воинам подбежал Одиссей.
— Собери людей и отправляйся на поиски мулов, Дамастор! — приказал он, явно разозлившись на стражника. — Галитерс, проверь, чтобы отряд был готов к выступлению до восхода солнца. Я хочу убраться отсюда как можно быстрее и продолжить путь в Мессению.
— Как это могло случиться? — спросил у него Эперит. — И почему дозорный ничего не видел?
— Дамастор снова заснул, — ответил царевич и поджал губы. — А что касается пожара, то причиной мог послужить уголек из костра, раздутый ночным ветром.
— Более вероятным объяснением является предательство, — ответил Эперит, но Одиссей уже спешил прочь, отдавая приказы подчиненным.
Поиск мулов Дамастором не увенчался успехом. Люди были вынуждены уйти только с той едой, которая лежала в вещевых мешках. Вскоре начался моросящий дождь, итакийцы ругались из-за того, что дождя не было прошлой ночью. Тогда деревья оказались бы слишком влажными и не смогли загореться, а людям не пришлось бы уходить с основной дороги и пробираться по трудной местности, чтобы избежать преследования.
Все молчали. Воины шли по тропинке, которая позволяла держаться вне поля зрения тех, кто мог следовать по дороге. Им приходилось пересекать долины, подниматься и спускаться со склонов гор, идти сквозь лес и вдоль русла реки, чтобы их не заметили нежелательные свидетели. Поскольку пришлось выбрать не ровную дорогу, а труднопроходимые тропы, отряд продвигался вперед медленно. Одиссей время от времени взбирался на вершины гор, чтобы проверить их местонахождение относительно дороги на юг. Ко второй половине дня люди устали. В целом они были неподготовлены и непривычны к длинным пешим переходам.
Стало понятно, что не могут дальше следовать на юг так, чтобы их не было видно с дороги.
Одиссей, Галитерс и Эперит взобрались на возвышенность. Оттуда можно было рассмотреть, что дорога теперь разделилась на две. Одна шла вдоль побережья, сперва петляя, а затем снова повернув строго на юг. Вторая уходила от побережья и заворачивала в глубину материка, уходя на восток через горы.
— Каким путем мы пойдем теперь? — спросил Эперит.
— Если двинемся вдоль побережья, то путь отнимет много дней, — ответил Одиссей. — Эта дорога огибает южные горы, потом заворачивает назад и ведет к Мессении. Я много раз ходил на галерах вокруг мыса и знаю, что пешее путешествие окажется очень долгим. Но если мы отправимся через эту долину, то она приведет нас к северной оконечности широкой равнины, — добавил он, показывая на восток. — Там дорога снова раздваивается. Можно идти на юго-запад, в Мессению, или же на восток — через горную цепь Тайгет, к Спарте. Полиб ожидает, что мы пойдем по долине, но не предполагает, что завернем в Мессению. Думаю, нам следует рискнуть и надеяться отделаться от него там, если он действительно идет за нами. Что скажете?
— Мне не хотелось бы идти по дороге вдоль побережья и лишиться прикрытия этих гор, — сказал Галитерс, поглаживая бороду и глядя через открытый участок местности, отделявший их укрытие от перекрестка внизу. — По крайней мере, если мы направимся на восток, то какое-то время сможем и дальше оставаться в укрытии. Да, и там нас ждет открытая равнина. Какое-то время снова придется двигаться по дороге. Но эту проблему будем решать потом.
