– Город не сдам! – пробормотал граф с вызовом своей судьбе обречённого военачальника.
Обвислые серые щёки ещё месяц назад полного и краснощёкого лица мастера цеха колбасников затряслись, он уставился в свои похудевшие пальцы и тихо заплакал.
Покинув так неожиданно прерванное заседание губернаторского совета, сановник решил сам осмотреть положение царских войск. Он и капитан Лёвенхаупт надели доспехи со стальными нагрудниками, потребовали осёдланных лошадей и верхом поскакали от ратуши к самому плохо защищённому участку восточной части крепостной стены. Русские пока или не знали о слабости защитных стен того места и не вели направленного обстрела, или же, наоборот, знали, но рассчитывали, что город сдастся и они получать мало разрушенную крепость. Как бы там ни было с тем участком стены, а последствия трёхнедельного обстрела самого города производили тягостное впечатление. Улицы были мрачными, и редкие встречные прохожие торопились от одного укрытия к другому, точно голодные крысы в поисках нор и какой-нибудь пищи. Повсюду испещрённые осколками или повреждённые ядрами дома казались покусанными исполинским зверем, который уханьем тяжёлых осадных пушек раскатисто вздыхал на краю пригорода. Направляя коней к этому уханью, сановник и капитан тревожили улицы и переулки звонким перестуком копыт о каменную мостовую, и сановник вдруг подумал, что он волшебник, напрасно пытающийся пробудить их от злого заклятья.
У крепостной стены оба спешились, один почтительно поспевая сзади другого, поднялись на смотровую башню в полусотне шагов от повреждённых взрывом ворот, наспех и кое-как закреплённых обитыми железом брусьями. После хмурого приветствия дозорный офицер в ответ на просьбу сановника подал ему подзорную трубу. Поднёся глазок к правому глазу, сановник настроил её, внимательно осмотрел батарею пушек в правой стороне за разрушенными и обгорелыми деревянными домами, потом другую за большим полем напротив.
– Бережём снаряды и порох, отвечаем, когда они ночами стараются приблизить эти пушки, – пояснил офицер, не дожидаясь его начальственных вопросов.
– Понятно теперь, почему все желают поскорее сдать город, – не то сам себе, не то Лёвенхаупту тихо заметил сановник.
– Кроме губернатора, – вполголоса поправил его капитан.
– И нас, – уточнил сановник.
Он заметил странное движение в стане, где был шатёр с царским гербом и высоко поднятыми стягами, которые по приятельски трепал ленивый западный ветерок. Четыре всадника в красочных военных доспехах дворянской конницы отделились от щели между ограждениями из сбитых брёвен, поскакали по широкому полю, наискось приближаясь к городским крепостным укреплениям. Сановник навёл трубу на скачущих впереди, будто хищник в засаде, ни на что больше не отвлекаясь, проследил за ними. Он оторвался от глазка трубы, не теряя всадников из виду, передал трубу капитану Лёвенхаупту.
– Кто это там? – задал он вопрос, как учитель, уже знающий об ответе решаемой задачи.
Лёвенхаупт озадачено поймал в круг трубы лица наездников, непроизвольно облизнул верхнюю губу.
– Царь, – подтвердил он догадку сановника. Потом задержался на лице того, кто на половину тела лошади опережал царя. – Чёрт! Я же его где-то видел, – пробормотал он, напрягая память и морща лоб. Морщины разгладились, показывая, что туман из разных воспоминаний развеивался, и он проговорил отчётливее, к сведению представителя короля, гордясь своей памятью: – Это же балаганщик из Нарвы, я его видел там у кузницы. Он вынимал колючку из ноги лошади, чтобы та не хромала!
Оторвавшись от глазка, Лёвенхаупт с внезапным прозрением во взгляде уставился в сановника. Тот не смотрел на него, тихо проговорил:
– Он царский агент. – И без осуждения напомнил: – А кто-то уверял меня, что там был польский шпион. – После чего повернулся головой к хмурому дозорному офицеру. – Распорядитесь приготовить два десятка самых опытных драгун, нужна стремительная вылазка. И позвать лучшего пушкаря!
Офицер без особого рвения отошёл к лестнице, крикнул вниз:
– Эриксон?!
Четверо русских всадников знали, что могут привлечь пристальное внимание на стенах крепости, и будто дразнили осаждённых своей дерзкой уверенностью в успехе осады. Они проскакали до средины поля и спутники царя, по его примеру натягивая узду и закидывая морды своих лошадей, приостановили разгорячённых животных. Царь Алексей стянул с правой руки замшевую перчатку, указал рукой на ту самую башню, где за ними наблюдали сановник и капитан Лёвенхаупт.
– Говоришь, возле той башни самое уязвимое место в стене? – спросил он Удачу, как ровесника, с которым возбуждён общей опасностью и счастлив этим возбуждением чувств. – Но стена там не кажется такой уж слабой.
Это было не возражение, а высказывание, и потому он не дожидался объяснений и воскликнул:
– Послезавтра сюда подойдёт Нащокин с двумя полками, и я возьму этот город! Он мне нравится! – Белый аргамак ощущал его возбуждение, тоже волновался, непрерывно переступал тонкими и сильными ногами, подёргивая узду и косясь на сухую траву. – Я взял Смоленск, Вильно! Возьму и Ригу!
Они начали разворачивать коней, но ближние к башне ворота стали открываться, заставили их приостановиться. Из ворот неуверенно выехал отряд шведских драгун, опасливо направился в обход поля к расположению полка дворянской конницы. Там драгуны скучились, принялись выкрикивать ругань и размахивать обнажёнными шпагами, вызывая смельчаков из удивлённого этим вражеского стана. От походных шатров русского полка отделился такой же отряд дворян, поскакал им навстречу. Сшибка была короткой, драгуны дрогнули и рассыпались. Трое из них повернули в сторону Алексея Михайловича и его спутников. Глаза царя заблестели страстью охотника.
– Вперёд! – крикнул он, и первый живо пришпорил аргамака. Тот взвился, полетел навстречу драгунам, и он выдернул из ножен саблю. – Захватим их в плен!
За ним ринулись Удача и оба царских постельничих. Однако все трое драгун при виде их откровенных намерений, стали по дуге заворачивать к крепостной башне, увлекая туда и царя.
– Это лучше охоты на медведя! – сияя восторгом, прокричал он догнавшему и начавшему обгонять его Удаче.
Узколицый и белобрысый пушкарь присел у башенной короткоствольной пушки, сверил прицел и взглянул сосредоточенными тёмно-серыми глазами на сановника. В ответ его кивку приложил фитиль к запалу. Оглушительно рявкнув, пушка взбрыкнула, и пороховое облако скрыло от стоящих рядом с ней обзор всего поля. Облако рассасывалось, сквозь него стали видны неясные очертания четверых всадников, и перед мчащимся вперёди остальных разорвалась столбом пламени и лохмотьями травяного покрова высохшая земля, ударила в грудь и живот его коня. Всадника подбросило и опрокинуло вместе с растерзанной лошадью, которая прикрыла от осколков взрыва скачущих следом.
