У маркиза пробежала дрожь по всему телу.
— Я женат уже двенадцать лет, извольте видеть, — продолжал тряпичник, фамильярно садясь подле маркиза, — жена моя хороша собой, скромна, ну, одним словом, золото. Согласитесь, что после двенадцатилетнего беспорочного поведения жены было бы весьма глупо верить разным дрязгам и сплетням… Для этого нужно быть положительно набитым дураком.
Маркиз побледнел: ему показалось, что тряпичник рассказывает про него самого.
— И мог же я быть таким дураком, чтоб поверить этой долговязой Полине.
— Что это за Полина? — спросил пораженный маркиз.
— Э! так себе — пустая женщина, которой я, кажется, приглянулся, проходя часто мимо ее дома; она живет в улице Кокнар. Вот эта-то долговязая Полина и наговорила мне разных вещей о моей жене, но так, знаете, ловко, что я сдуру и поверил. Несколько дней я был страшно расстроен и плакал как маленький ребенок, но впоследствии оказалось, что я дурак набитый, а моя жена непорочна как ангел.
— И вы убедились в этом?
— Вполне.
Маркиз как будто чему-то обрадовался. Он встал, бросил своему собеседнику кошелек и торопливо удалился.
Ван-Гоп возвратился домой в двенадцать часов ночи. Он заперся в своей комнате и начал размышлять о таинственных словах Дай Натха и о неверности своей жены. И в одно мгновение ему пришло желание вбежать в комнату жены и убить ее; но тут он вспомнил рассказ тряпичника — и ярость его сразу охладела. Однако индианка поклялась представить доказательства…
Эта борьба с самим собою продолжалась в маркизе более часа; но наконец лицо его приняло спокойный вид, на губах появилась улыбка, и он пробормотал:
— Подожду, если Пепа действительно мне изменила, я убью ее; та же участь постигнет Дай Натха, если она солгала.
Со времени дуэли Шерубена с де Камбольхом прошла целая неделя. Желая рассказать, что произошло в продолжение этой недели, мы должны возвратиться к той минуте, когда маркиза пришла в себя после обморока у госпожи Маласси и увидела, что тайна ее сердца открыта.
— Желаете, чтобы я была вашей сестрою? — обратилась к ней вдова.
Несчастная женщина, невольно полюбившая человека, который лежал теперь смертельно раненный, быть может, уже умер, эта женщина сумела совладать с собою, сумела придать своему лицу выражение крайнего удивления, поразившего госпожу Маласси.
— Почему вы предлагаете это? — спросила она.
— Ваше беспокойство, обморок по поводу этого молодого человека… Я знаю, что женщины слабы и что не всегда умеют обуздать свои чувства…
— Позвольте, — перебила ее маркиза, — я вам докажу в нескольких словах, что вы ошибаетесь. Вчера я была в театре, рядом со мной в ложе сидели двое молодых людей; один из них был Оскар де Верни, которого мне представил на последнем балу майор Гарден. Вдруг является какой-то третий молодой человек по имени де Камбольх и вызывает де Верни на дуэль. Я слышала вызов и ответ де Верни. Майор Гарден, который был со мной в ложе, получил приглашение быть секундантом. Я пришла домой ужасно расстроенная, во сне я видела шпаги, предсмертные агонии, слышала стоны умирающих; я приезжаю сюда и узнаю, что дуэль состоялась и что один из участвующих в ней смертельно ранен. Ну, будь вы на моем месте, вы тоже беспокоились бы, так же были бы расстроены и упали в обморок, как и я…
Госпожа Маласси закусила лишь губу и не нашлась что ответить на это.
После этого маркиза часто приезжала к ней и как будто между прочим узнавала о состоянии здоровья несчастного, как она выражалась, Шерубена.
Однажды вечером, около пяти часов, маркиза, сидя у госпожи Маласси, была необыкновенно расстроена.
— Сударыня, — обратилась горничная к своей госпоже, — вот записка, которую мне велели вам передать.
— А! — воскликнула госпожа Маласси. — Это записка, должно быть, от господина Шерубена.
Сердце бедной маркизы сильно забилось.
— Что он, поправился? — спросила вдова.
— Да, я встретила его с сигарой во рту и под руку с каким-то молодым человеком. Привратница сказала мне, что это тот самый человек, с которым он дрался. Он дал мне записку и велел благодарить, что вы не забываете о нем.
Маркиза Ван-Гоп возвратилась домой, на этот раз сильно разочарованная в Оскаре де Верни, ибо предполагала, что все это было притворство, так как человек, получивший смертельную рану, не выходит через неделю из дому, весело покуривая сигару.
После этого маркиза перестала так часто навещать госпожу Маласси. Спустя три дня, т. е. на второй день как маркиз Ван-Гоп пришел домой после разговора с тряпичником, маркиза получила около пяти часов вечера записку следующего содержания:
«Многоуважаемая маркиза! Простите великодушно, что осмеливаюсь писать вам, но мы с Фанни положительно растерялись и не знаем, что делать; госпожа Маласси при смерти и вот уже более часа как ежеминутно произносит ваше имя.
Ваш покорнейший слуга Вантюр, управляющий госп. Маласси».
Граф Артов вышел в полночь от Баккара под впечатлением неведомого чувства. Неужели он любит эту женщину, к которой ворвался Дон-Жуаном, или он только чувствовал к ней сожаление и поэтому сделался ее искренним другом.
Он пришел домой сильно взволнованный, думая лишь о словах Баккара: «Я жду вас завтра утром к завтраку».
Граф лег спать, но сон его был весьма беспокоен.
Он проснулся в восемь часов, оделся в визитное платье, велел оседлать лошадь и поехал прокатиться по лесу. Проехав Рульское предместье и Елисейские поля, он возвратился бульваром и около десяти часов остановил лошадь у ворот отеля Баккара.
Грум провел его в гостиную. Баккара вскоре явилась в великолепном утреннем платье. Она весело протянула руку своему другу.
— Здравствуйте, друг мой, — проговорила она.
— Вы очаровательны сегодня, — сказал граф с восхищением.
— Благодарю за комплимент, — отвечала она, улыбнувшись. — Однако мы должны разыграть сегодня в глазах света роль влюбленных и поэтому уговоримся, как это сделать.
— Приказывайте, — отвечал влюбленный с покорностью ребенка.
— Во-первых, вы останетесь у меня завтракать.
— Ах, боже мой, — вскричал граф, — а Манерв меня ждет: я дал ему слово завтракать у него.
— В таком случае садитесь и напишите ему записку. Баккара продиктовала ему те строки, которые Манерв прочел в Парижском кафе двум молодым людям.
Отправив письмо, она снова села около графа и нежно проговорила:
— Друг мой, сегодня вы должны мне доказать вашу дружбу. Погода великолепная, и поэтому после обеда мы поедем прокатиться, но мне бы хотелось, чтобы эта прогулка резко бросилась в глаза свету. Мне сказали, что у вас прелестная коляска и четверка вороных лошадей.
