ответа, она пошла в снежную хижину и там зажгла факел из мха. Брат последовал ее примеру. Они выбежали из хижины, размахивая горящими факелами. Девочка бежала первой, брат за ней. Вдруг они почувствовали, что земля уходит из-под ног и что они парят в воздухе. Девочка погасила факел брата, и тогда ее факел разгорелся еще ярче. Они поднялись высоко в небо, и здесь девочка превратилась в Солнце, которое начало согревать своими лучами землю, а мальчик — в холодную Луну — ведь его факел погас.
Ту же идею о горящем факеле мы находим в представлениях эскимосов о будущем. Звезды, по их преданию, были «светящимися окнами селения мертвых». После смерти души усопших отправлялись на небо или в глубь земли. И то и другое считалось благословенным, так как там была хорошая охота и много досуга для игр. Но попадали в «рай» лишь ловкие охотники и женщины с красивой татуировкой, ибо только они были любезны всемогущим духам. Но было и третье место, отведенное для ленивых охотников и женщин, не желавших терпеть боль, чтобы стать красивыми. И после смерти они оставались такими же вялыми и малоподвижными. Целыми днями в оцепенении они сидели на корточках, полузакрыв глаза и низко опустив голову, они вечно были голодны, но есть им было нечего, кроме бабочек, залетающих к ним в рот.
К концу августа пейзаж менялся: маленькие озера подергивались льдом, часто налетал сильный ветер, шел снег. Осени здесь не было — зима наступала сразу. Олени уходили на юг к материку. У эскимосов начиналась страдная пора — подготовка к охоте. Кикерктамуиты покидали озеро Амитсок и направлялись к проливу Симпсона. В самом узком месте пролива поджидали они оленей, идущих с острова на материк. Этот участок пролива получил название Малеруалик, то есть место, где подстерегают оленей.
В первых числах сентября начинались снегопады, замерзали крупные озера. Олени, собравшись в небольшие стада, двигались к заливу Симпсона. По пути мелкие стада объединялись в большие. На берег они выходили у самого Малеруалика. Высоко вскинув головы и постукивая копытами, олени легко сбегали с прибрежных холмов и устремлялись к проливу. Здесь и подстерегали их сидевшие в засаде эскимосы. Стоило оленю на минуту задержаться перед тем, как ступить на лед, и его настигала стрела кикерктамуита. Охоту продолжали до тех пор, пока не добывали вдоволь мяса и шкур. Затем обрабатывали шкуры и шили теплую одежду. Сделав запасы мяса на зиму, кикерктамуиты уходили на лед охотиться на тюленей. Так заканчивался один круг, за которым следовал другой.
Словно заколдованные жили эскимосы на своем острове. Долгие годы ничего не менялось в жизни горстки людей, насчитывавшей не более ста пятидесяти человек. Казалось, ничто не в состоянии разрушить колдовские чары. А остров тем временем увеличивался, море отступало. К началу XIX века он занимал примерно 4800 квадратных миль, а в самом узком месте пролива был всего в трех милях от материка.
Именно в это время через проливы Канадского Арктического архипелага к острову сквозь льды стали пробиваться первые полярные исследователи, отправлявшиеся на поиски Северо-Западного морского пути. И кто-то из мореплавателей, задавшихся целью обследовать арктическое побережье Северо-Американского континента, неизбежно должен был наткнуться на остров. Случилось так, что первая группа белых, покорявших Север, оставив свое судно во льдах у берегов Бутии, подошла к Кикерктаку с востока. Вторая, спустившись по большой реке, впадающей в Полярное море неподалеку от острова, появилась с юга, третья — с запада и, наконец, четвертая — с севера, добравшись на двух судах до острова, которому суждено было стать местом трагической гибели людей.
По обе стороны от Кикерктака протянулся арктический берег Северной Америки. До 1800 года только три экспедиции посетили этот берег. Сэмюэль Херн в 1771 году достиг устья реки Коппермайн (Меднорудной) по суше. По заданию Компании Гудзонова залива он отправился на поиски меди, о которой рассказывали индейцы. Семь лет спустя капитан Джемс Кук, пройдя Беринговым проливом, обследовал весь участок побережья до Ледяного мыса, лежащего на 161°42′ з. д. в 150 милях от мыса Барроу. А еще через 10 лет, летом 1789 года, Александр Макензи спустился из Большого Невольничьего озера до устья реки, носящей теперь его имя. Около трех тысяч миль береговой линии за Полярным кругом между Ледяным мысом и Репалс — небольшой бухтой на севере Гудзонова залива — оставались неисследованными. Исключение составляли лишь участки, где реки Коппермайн и Макензи впадают в Полярное море.
Еще меньше был изучен лежащий за Полярным кругом Канадский Арктический архипелаг, частью которого был Кикерктак, Во время своего первого плавания Джон Девис, отправившийся в 1585 году из Англии на поиски Северо-Западного морского прохода, видел восточный берег Баффиновой Земли, длинного острова, венчающего на севере Гудзонов залив на 68°40′ с. ш. Войдя немного южнее в пролив Эксетер, Девис поставил на якорь свои парусные суда — 50-тонный «Саншайн» («Солнечный свет») и 35-тонный «Муншайн» («Лунный свет») в «широком проливе неподалеку от большой горы, скалистые уступы которой ярко сверкали на солнце». Пролив Девис назвал Тотнес-Роуд, а гору — горой Рейли.
Все казалось ему диковинным в этом вновь открытом краю: ивы, похожие на кустарник, цветы, чем-то напоминавшие знакомую примулу. Высоко на горе Рейли сидел ворон, а у подножия ее моряки заметили четырех медведей. Вот как описывает один из участников этой экспедиции охоту на медведей: «Вскоре после того как мы стали на якорь в проливе Тотнес, у подножия горы Рейли мы увидели четырех белых медведей. Сначала мы думали, что это козы или волки, и поэтому, не медля, сели в лодки и направились к ним. Лишь только подойдя ближе, мы поняли, что это белые медведи, причем огромного размера. Чтобы полакомиться свежим мясом и поразмять кости, мы начали погоню за животными. Я стоял у холма, когда один из медведей, спустившись сверху, двинулся прямо на меня. Мое ружье было заряжено. Я выстрелил и попал медведю в шею. Он негромко зарычал и, не обращая внимания на рану, бросился в воду и поплыл. Мы погнались за ним в лодке и добили рогатинами. В ту же ночь нам удалось убить еще двух медведей. У них в желудках ничего не было, но если судить по соломинкам, обнаруженным в медвежьем помете, кстати очень похожем на конский навоз, медведи питаются травой».
Во время путешествий 1586 и 1587 годов Девис снова
