Слева от него появилась еще одна фигура. Проклятие! Но вдруг послышался удар, затем еще один. Подходивший к Туллу мужчина отшатнулся, теперь занятый человеком, который прервал его нападение. Глаза Тулла медленно сфокусировались. К его удивлению, к нему на помощь пришел Луций, прыгнув на человека, который его ударил. Хотя он был вдвое меньше своего противника – еще одного светлокожего помощника, – он более чем уверенно держался на ногах. От мощного удара коленом в пах, помощник нападавшего застонал и согнулся пополам, Луций снова ударил того коленом, на этот раз в лицо.
«Сломан нос», – с удовлетворением подумал Тулл. Когда помощник напавшего выпрямился, держась одной рукой за яйца, а другой за расплющенный нос, Тулл ударил его витисом. Мощный удар сбоку по голове, отрабатываемый сотни раз, заставил того закатить глаза. Потеряв сознание еще до того, как упасть на пол, он приземлился к ногам Тулла, широко раскинув руки и ноги.
– Я этого не хотел, … не я начал … – запротестовал Луций. Поймав твердый, как гранит, взгляд Тулла, он добавил: – Господин.
– Речь идет не о твоем вмешательстве, придурок, а о завершении боя. Разве твой центурион не учил тебя драться как следует? – Тулл поднял руку, заставляя Луция замолчать. – Прими мою благодарность за помощь.
– Господин.
– Из–за чего вы дрались? – спросил Тулл.
– Этот придурок начал смеяться над моим шрамом, господин. – Луций поднял руку, показывая ожог. – Сказал, что я не такой уж и легионер, чтобы иметь шрамы и ничего больше.
«Я бы тоже его ударил», – подумал Тулл, но ничего подобного не сказал. – Ты заплатишь половину стоимости сломанного стула – шесть медяков.
– Есть, господин, – ответил Луций.
– За драку внутри таверны тоже полагается штраф в динарий.
– Да, господин. – Луций порылся в кожаном кошельке, висевшем у него на шее и протянул руку. – Вот деньги, господин.
При обычных обстоятельствах Тулл также запретил бы Луцию появляться в этом заведении в течение месяца, но тот факт, что он спас его от побоев, кое–что значил. Он взял монеты, не пересчитывая их. – Вали обратно к своим приятелям. И держи себя в руках, ладно?
– Да, господин. – Луций бочком вернулся к своим товарищам, которые ухмылялись тираде, которую ему пришлось выслушать от Тулла.
Через минуту появились сыновья Сироны. Они подтащили двух полубессознательных помощников к двери, порылись в их кошельках в поисках штрафа и выбросили их на улицу, предупредив, чтобы они больше здесь никогда не появлялись. На глазах у посетителей Тулл притворился, что его позабавило их позднее прибытие, что ему не нужны были их мускулы; на самом деле он был раздосадован тем, что они пришли так поздно. Если бы не Луций, у инцидента мог бы быть совершенно другой финал.
«Этого нельзя отрицать, – подумал Тулл. – Он теперь не старел. Он теперь по-настоящему был старым». Ненавистное осознание привело его в мрачное настроение. Он зашел за стойку и наполнил кувшин лучшим в заведении, крепким альбанским вином. Сирона с каменным лицом наблюдала, как он протопал в кабинет и закрыл за собой дверь.
«Утром с ней будут неприятности», – подумал Тулл, наполняя чашу до краев. Ему было все равно. – До дна, – сказал он, ни к кому не обращаясь, и залпом выпил содержимое. Он снова наполнил чашку. – Фенестела, где ты? пробормотал он.
Никто не ответил.
Тулл опрокинул еще одну чашку: – Да пошел ты, Фенестела ко всем фуриям.
Ответа не последовало.
Черная туча опустилась на плечи Тулла, и он налил себе еще одну щедрую порцию.
Глава II
Тулл проснулся с раскалывающейся головой. Во рту было что–то мохнатое и отвратительное, как будто какое–то мерзкое существо поселилось там, пока он спал. Стерев струйку слюны с уголка рта, он сел.
У него вырвалось ругательство.
Он лежал на полу конторы. Судя по свету, проникавшему сквозь ставни, он провел здесь всю ночь. Затуманенные глаза Тулла уставились на кувшин, лежавший на боку на расстоянии вытянутой руки. Он испустил еще одно проклятие, во–первых, потому что прошло много времени с тех пор, как он напивался до беспамятства, во–вторых, потому что он был пустым. «Шерсть собаки, которая тебя укусила, всегда лучшее лекарство», – подумал он. Он подумал было пойти к стойке зала, чтобы налить себе еще, но передумал. Сирона, вероятно, была не в настроении; не было смысла и дальше ее раздражать.
Он с трудом поднялся на ноги. Волна тошноты захлестнула его; на лбу выступил холодный пот. Тулл решил, что хорошо, что кувшин был пуст. Он подождал несколько мгновений, затем подошел к двери и приоткрыл ее, чтобы выглянуть наружу. Добравшись до колодца во дворе таверны незамеченным Сироной, он смог бы привести себя в хоть какой–то презентабельный вид. Он вышел в коридор, проклиная скрипучие петли, и направился к задней двери.
– Ты хорошо спал? – голос Сироны, безразличный по тону, раздался у него за спиной.
Тулл полуобернулся. Сирона стояла в проеме входа в зал. – Не совсем, – сказал он, пытаясь улыбнуться.
– Ты дерьмово выглядишь.
– Мне тоже так кажется.
– Да, тогда лучше приведи себя в порядок. Тот человек, тот, о котором я тебе говорила, возвращался прошлой ночью. Он сказал, что придет утром.
– Который сейчас час? – спросил Тулл.
– Недавно рассвело.
Тулл открыл заднюю дверь и поморщился, когда яркий солнечный свет обжег ему глаза.
– Когда будешь готов, для тебя приготовят свежий хлеб с сыром
Тулл пробормотал слова благодарности, решив, что забота Сироны была едва ли не тяжелее ее злости.
Две стороны двора занимали конюшни, остальные – складские помещения. Арка напротив задней двери таверны выходила на грязный переулок, который соединялся с боковой улочкой, ведущей к главной улице. Дворовый раб, простак, купленный Сироной, полусонно наблюдал, как Тулл забросил деревянное ведро в колодец. Его рот открылся, когда Тулл, подняв ведро на кирпичный парапет колодца, вылил содержимое ему на голову.
– Господин, ну как так можно? – рискнул спросить раб.
– Это самый лучший способ разбудить себя.
Раб, похоже, ничего не понял.
Почувствовав себя немного ободренным, Тулл отправился на поиски чистой, сухой туники.
Вскоре Тулл уже сидел на табурете у стойки. Перед ним стояла тарелка с хлебом, сыром и яйцами вкрутую; кувшин с водой, уже наполовину пустой, стоял у его локтя. Он хотел налить себе вина, но отказался от "собачьей шерсти". Личность человека, желавшего его видеть, оставалась загадкой, но, похоже, лучше быть трезвым с похмелья, чем с похмелья напиться этим утром.
Давление на правое колено заставило его посмотреть вниз. Скилакс пришел за объедками. Тулл сунул ему корку сыра, затем корку от своего хлеба. – Хороший мальчик. Теперь достаточно, –сказал он.
Скилакс остался на месте, слабо шевеля хвостом.
Тулл раздумывал, не дать ли ему еще, но его прервал громкий стук в дверь. Прислуга, одна из которых подметала пол, а другая ставила чистые чашки за стойку, не обратили на это никакого внимания. Нетерпеливые посетители всегда испытывали жажду по утрам; лучше было не отвечать на их настойчивые стуки. В конце концов они уходили и, как любила говорить Сирона, возвращались позже, если им очень хотелось пить.
Еще один стук в дверь.
Прислуга переглянулась и вернулась к своим обязанностям.
– Тулл! Ты там, внутри?
«Это, по-видимому, тот, кто меня искал», – подумал Тулл, не узнавая голос. – Посмотри, кто там, – приказал он ближайшей прислужнице, слезая со стула и заступая за стойку, откуда мог дотянуться до своего меча. У него не было причин думать, что посетитель желает ему неприятностей, но пребывание в неведение от того, кто и зачем его разыскивает, заставляло его почувствовать себя немного неловко.
