– Спасибо! – помахала им рукой дочь воеводы.
– Послезавтра уж в Кореле будут, – не без зависти вздохнула тетка, оглаживая свой коричневый одноцветный сарафан. – Нам же еще ехать и ехать… Вы, боярышня, покамест здесь посидите. Я схожу, возок какой найду али хоть телегу.
Дородная Евдокия, тяжело дыша, стала забираться по тропинке, огибающей крепостную стену.
Здешняя твердыня была не в пример Корельской – каменная, каждая из двух возвышающихся над путниками башен размерами в половину всей Корелы, а в высоту – сажен пятнадцать, не менее. Причем сия огромная стена уходила вдоль берега вдаль на добрых две сотни сажен – не из всякого лука от одного края до другого стрелу добросишь.
Впрочем, главной защитой Господина Великого Новгорода как от иноземных ворогов, так и торговых конкурентов, желающих просочиться в русскую глубинку, была не сама крепость, а череда бурных и мелководных волховских порогов, проходимых только в весеннее половодье. Ведь крепость, как бы сильна и неприступна ни была, можно захватить, одолеть. Людей можно подкупить, обмануть, запугать. Пороги же ни победить, ни перехитрить невозможно. Хочешь не хочешь, победитель ты али проситель, ан все едино: к берегу приставай, выгружайся. А тут уже и перекупщики дожидаются. И куда деваться, коли своим ходом пути дальше нет?
Однако для Соломеи эта трудность оказалась лишь на пользу – ибо тракт меж Ладогой и Новгородом был оживленный, извозом изрядное число людей занималось. Оглянуться не успела – а по тропинке уже спустился вслед за теткой усатый мужик, бодро ухватил сундук за боковую петлю, перекинул на спину, свободной рукой взял крупный узел, утробно гукнул:
– И-и-эх… За мной пошли, гости дорогие! В целости доставим!
Прочие мешки подобрали Заряна и Тришка, потрусили за мужиком. Все вместе они обогнули башни, на утоптанной площади перед воротами погрузили в кибитку, крытую рогожей поверх каркаса из прутьев. Женщины забрались внутрь, холоп же пошел следом, дабы паре лошадей было хоть немного легче. Мужик тоже садиться на козлы не стал – взял в руки вожжи, тряхнул:
– Н-но, родимые! – и широко зашагал возле переднего колеса.
– Зело торопимся мы, сердешный, – обосновавшись на сундуке, обратилась к возничему Евдокия. – Можно как-то побыстрее до Новгорода добраться?
– Коли серебро есть, красавица, то все можно, – пожал плечами мужик. – Если лошадей на свежих поутру перепрягать, то запряженных без отдыха днем гнать получится. Тогда до темноты не десять верст, а все двадцать можно проходить. Через пять ден уже в Новгороде будете!
– Устроишь сие?
– Отчего и нет? – Возничий тряхнул вожжами, заставляя лошадей ускорить шаг. – Дворы по пути все знакомые. Знают, что коней не испорчу. Полушка же лишняя никому не помешает. Куда же вы так торопитесь, гости дорогие? На свадьбу али на похороны?
– В Тверь, – лаконично ответила тетка.
– В Тверь лодка надобна, туда телегой не добраться, – задумчиво сказал мужик. – Коли не стругом, а челноком плыть, то и вовсе любого верхового опередить можно.
– Полагаю, мил человек, у тебя и средь лодочников знакомые имеются?
– Который год на дороге сей кормлюсь, – пожал плечами возничий. – Путников повидал без счета, и у каждого нужда своя. Иные каженный день на постоялом дворе отдыхают да в баньке парятся, а иные последнюю рубаху снять готовы, лишь бы несколько дней в пути дальнем выручить. Есть средь знакомцев моих и те, кто для торопыг сих старается. Недалече отсель, в Грузино. На челне легком возят. Быстро, ровно у Сирин-птицы на спине. Коли пары монет не пожалеете, гости дорогие, могу свести.
– Тетушка, зачем? – не выдержала Соломея.
– Отец твой повелел серебра не жалеть, но прочих девок новгородских нагнать, – ответила Евдокия, поправляя платок, обрамляющий круглое, с оспинками лицо, и высунулась из-под качающегося края рогожи наружу: – Будут тебе монеты, милок. Вези!
Бригадир гребцов запросил с путников аж три рубля серебром. Деньги совершенно лихие, за таковые на торгу пять коров-двухлеток купить можно, да еще на козу останется – однако приживалка, следуя воеводской воле, торговаться особо не пыталась, и на рассвете боярская дочка и ее спутники погрузились в легкий, длинный и узкий берестяной челнок, связанный из ивовых прутьев и сосновых корней.
Ватажники и сами напоминали обликом прочные, как сталь, сосновые корни – худущие и жилистые. Все пятеро, как на подбор, с рыжими бородами, примерно одного роста и возраста. То ли друзья-погодки, то ли и вовсе братья. Работали они молча и слаженно – видать, притерлись за долгие годы. Длинные широкие лопасти мелькали с частотой по гребку на два удара сердца, входя в воду совершенно без брызг и выскальзывая с тихим шипением, а челнок шелестел по поверхности, словно раздвигая прелую прошлогоднюю листву.
Возничий не обманул – легкая лодочка даже против течения мчалась так быстро, что могла бы обогнать бегущего человека. Ватажники почти не отдыхали – еще бы, за такие-то деньги! – и к концу второго дня уже добрались до Новгорода. Задерживаться не стали – пока светло, сразу повернули во Мсту и до темноты успели подняться по ней на несколько верст.
Новым днем рыжие бородачи преподнесли новый сюрприз. Когда лодка домчалась до нижнего переката, гребцы не стали пристраиваться в хвост череде стругов, ношв и ушкуев, ждущих своей очереди к волоку, дабы одолеть препятствие по смазанным салом дубовым полозьям. Мужчины приткнулись к берегу под самым порогом, споро выгрузили немногочисленные пожитки, легко подняли челнок на руки, перенесли по берегу на полтораста саженей, за торчащие из русла камни, второй ходкой отнесли вещи и снова вышли на воду.
Невелика хитрость – а полдня пути всяко спасла.
Порогов же на Мсте, известное дело, целых пять!
На седьмой день пути путники добрались аж до Вышнего Волочка. Здесь, уже знакомым способом, ватажники опять обогнули волок, пронеся лодку вдоль двухпутного деревянного настила по самой обычной тропинке, опустили челнок в воды пока еще совсем узенькой Тверцы – и уж вниз по течению даже не понеслись, а буквально полетели. И к полудню нового дня впереди засверкали золотом многочисленные церковные купола.
Всего за десять дней юная Соломония Сабурова одолела путь, который обычно занимает никак не меньше двух месяцев, и двадцать первого июня гордо прошествовала через Торопецкие ворота богатой купеческой Твери.
21 июня 1505 года
Тверской детинец
Тверской воевода князь Сумароков был тучен, седобород, морщинист и страдал одышкой. Однако же гостей встретил в тяжелой бобровой шубе и бобровой же высокой шапке, шумно пыхтя от жары. А как иначе? Знатному человеку в шубе на людях появляться надобно, а не в рубахе и штанах, ровно смерд нищий шастать. А уж тем паче – в казенных палатах сидеть, на кресле судейском. Сиречь – при должности.
