— Как добрались?
— Благодарю. Благополучно. — Блюм улыбнулся подобострастно, но он уважал и побаивался Сакромозо, хотя знал его более понаслышке.
— Неприятностей на границе не было?
— Помилуйте, какая сейчас граница? Сакромозо пропустил последнее замечание мимо ушей, только поморщился.
— Что нового в Петербурге? Получили шифровальное письмо с новым паролем?
— Новости петербургские я изложу вам письменно. Пароль получил и сообщил его… — Блюм вдруг споткнулся, почему-то ему не захотелось произносить имя Анны Фросс, — …моей племяннице леди Н. Она все выучила, как я просил. Надеюсь, она не подведет.
Сакромозо понял, почему Блюм назвал резидентку не по имени, а по кличке. Уж, конечно, не из конспирации. Просто Блюм еще раз подчеркнул, что эта смазливая девица глупа, навязана ему против воли, он ее не любит, но любовниц больших людей не обсуждают. Знать бы, кто этот благодетель, подставляющий из-за тонкой талии и стройных ножек под удар лучших агентов.
Во всех этих домыслах Сакромозо был полностью солидарен с Блюмом. В крайне деликатном и щекотливом задании, как-то: отравить известную персону, рыцарь не видел ничего особенного или странного. — Ясно, что в случае выполнения этого задания войне конец, а Пруссия закончит ее победительницей. Но дальше все странно. Задание девица, судя по шифровкам, выполнила, Берлин ей рукоплещет, но Елизавета жива. Здесь можно предполагать что угодно. Например, что ввиду особо крепкого здоровья русской императрицы девица Фросс повторит свой роковой опыт, а может быть, лекарство, вернее, яд, столь длительного действия, что надобно просто проявить терпение. Во всяком случае, девица Фросс, она же племянница леди Н., как была в фаворе, так там и пребывала.
— Что прикажете делать дальше? — осторожно спросил Блюм. Ему явно не хотелось возвращаться в Петербург.
— Об этом подумаем. А пока вам надо выспаться. Спокойной ночи, барон.
Оставшись один, Сакромозо вернулся к копии приказа. Рыцарь знал, что князь Голицын в Лондоне собирает сведения о морском походе англичан против России, но он и предположить не мог, что схема доставки информации была разработана у русских настолько плохо. Хотя, может быть, это только на бумаге плохо, а как дойдет до дела, то все устроится самым лучшим способом. Русские странная нация. Вполне может статься, что распорядились в Петербурге из рук вон, а исполнители потом все довели до ума. Сакромозо еще раз перечитал бумагу. По сообщению шведского посла Пассе, шведы посылают десять линейных кораблей и четыре фрегата. Это не мало… Если, конечно, корабли эти плавают, а не черпают воду через борт. Надо сообщить в Лондон, подумал Сакромозо озабоченно, чтоб не откладывал дату выхода эскадры. Сейчас мы сильны как никогда, но время работает против нас.
Он заглянул в конец приказа и усмехнулся. — Как предусмотрительны чиновники в Петербурге. Последний пункт приказа императрицы гласит: «Впрочем, само собой разумеется, что ежели б английская эскадра силой превосходила вашу и на подкрепление шведов худая надежда была б, то надлежит вам, не подвергая себя опасности, к нашим портам ретироваться, смотря однако ж, дабы сия ретирада[2] ни разновременно, ниже напрасно учинена была, ибо оная никогда, кроме самой крайней нужды, извиняема быть не может».
Лядащев начал давать инструкции через неделю после приезда в Кенигсберг. Инструкций было много, и Мелитриса думала с горечью: «Словно тараканов выпустили на волю, и они прыснули в разные стороны, попробуй запомни, какой из них первый, а потому главный». Лядащев был не похож на себя: строг, серьезен. Давая инструкции, он вышагивал по комнате, доходя до стены, резко поворачивался и опять печатал шаги, утвердительно взмахивая в такт рукой. Слушая его, Мелитриса смотрела в окно, Лядащеву казалось, что она рассеяна, не собрана и вообще не дает себе отчета в важности услышанного, и он повторял время от времени:
— Сосредоточьтесь, княжна, сосредоточьтесь, мадемуазель… это важно!
Зачем повторять прописные истины с таким жаром? Она все отлично запомнила. По приезде Лядащев от ее имени послал письмо в Торговый дом (название его она немедленно забыла) некоему господину С. Сейчас, наконец, от господина С. пришел ответ, из которого явствует, что он знает о фрейлине Репнинской, рад ее приезду и готов с ней встретиться. Место и время встречи будет оговорено особо, то есть еще одним письмом, присланным в гостиницу «Синий осел».
— Это письмо мы надеемся получить завтра, — важно присовокупил Лядащев.
— Мы — это вы и я?
— Не только. Мы — это весь секретный отдел, то есть группа лиц, которая работает в Кенигсберге во имя победы и во славу России. И от вас, Мелитриса Николаевна, от вашего мужества и поведения зависит исход этого благородного дела.
Мелитрису передернуло, как от озноба, но она тут же взяла себя в руки, мол, продолжайте. Однако нервное содрогание ее можно было истолковать не только как страх, свойственный девице, но как откровенное сомнение в том, что к шпионским делам можно приставить эпитет «благородные». Во всяком случае Лядащев именно так и понял и, что неожиданно было при его уме и насмешливости, вдруг обиделся и принялся на разные лады ругать Мелитрису за отсутствие патриотизма.
Мелитриса слушала его внимательно и настолько невозмутимо, что Лядащев уже готов был обвинить ее в забвении памяти отца, но вовремя опомнился, облачив свой гнев в более невинные слова:
— Что меня удивляет, так это умение девиц делать что-то со своими глазами! Они вдруг становятся фарфоровыми, совершенно теряя осмысленное выражение. Я ни в коем случае не хотел вас обидеть, но ведь и вы эдак же…
— Давайте по инструкции, Василий Федорович… Продолжайте.
— Продолжим, — тут же согласился Лядащев, употребив множественное число, словно говоря от имени всего секретного отдела.
Правильно говорит пословица: дальше в лес, больше дров. Оказывается, завтра Мелитриса будет встречаться с господином С., то есть главным резидентом, которого зовут Сакромозо. Кто такой Сакромозо? Он, оказывается, рыцарь, как во времена Дон-Кихота. Смешно…
Далее… Сакромозо умный и сильный враг, более того, он удачливый человек, но мы, то есть русский секретный отдел, должны его переиграть… потому что мы о нем мало знаем, а он про нас, то есть об истинных целях Мелитрисы, не знает ничего.
— …Кроме того, душа моя, что вы отравительница, — добавил Лядащев деловым, уверенным тоном.
— Помилуйте, зачем вы мне этот вздор говорите? И потом, я-то как раз про вашего Сакромозо ничего не знаю, — взорвалась Мелитриса.
