— Ладно, — сказал Тремаль-Найк. — Каммамури, бери весла.
— Что ты хочешь делать, хозяин? — спросил маратх.
— Отправиться к баньяну.
— Ох не делай этого, хозяин! — в один голос закричали оба индийца.
— Почему?
— Они убьют тебя, как убили бедного Хурти.
Тремаль-Найк посмотрел на них глазами, сверкающими, как пламя.
— Охотник на змей никогда не дрожал за всю жизнь, не станет дрожать и сегодня. В лодку, Каммамури! — вскричал он тоном, не допускающим возражений.
— Но, хозяин!..
— Может, ты боишься? — презрительно спросил Тремаль-Найк.
— Я маратх! — с гордостью сказал индиец.
— Тогда идем. Сегодня ночью узнаю, кто эти таинственные люди, которые объявили мне войну, и кто та, что околдовала меня.
Каммамури взял пару весел и направился к берегу. Тремаль-Найк вошел в хижину, сорвал с гвоздя свой карабин с коротким стволом, взял большой патронташ и засунул за пояс длинный нож.
— Агур, ты останешься здесь, — сказал он, выходя. — Если через два дням мы не вернемся, отправляйся вслед за нами на Раймангал с Дармой и Пунти.
— Ах хозяин…
— Что, у тебя не хватит храбрости для этого?
— Храбрости у меня хватит, хозяин. Но зря ты сам отправляешься на этот проклятый остров.
— Тремаль-Найк не оставляет убийство безнаказанным, Агур.
— Возьми с собой Дарму. Она может пригодиться.
— Она выдаст мое присутствие. А я хочу высадиться незаметно и неслышно. Прощай, Агур!
Он забросил за плечо карабин и догнал Каммамури, который ждал его у маленькой лодки, грубой и тяжелой, выдолбленной из ствола дерева.
— В путь, — сказал он.
Они прыгнули в лодку и поплыли, гребя медленно в настороженном молчании.
Глубокая тьма, густеющая от ядовитого тумана, который колыхался над каналами, островами и островками, окутывала Сундарбан и течение Мангала. Справа и слева простирались огромные заросли колючего бамбука и перевитых лианами густых кустов, жестких и острых, как сабля, трав, сплетенных между собой так, что невозможно пройти.
Повсюду царило мрачное, таинственное молчание, едва нарушаемое журчанием вод, омывающих склоненные, подобно аркам, ветви мангров и листья лотоса, да шелестом бамбука, волнуемого дуновением горячего ветра.
Тремаль-Найк, расположившись на корме, с ружьем под рукой, пристально вглядывался в оба берега, где слышалось то хриплое звериное ворчание, то тихий змеиный свист. Каммамури же, сидя посередине, короткими гребками заставлял скользить по воде маленькую лодку, которая оставляла позади себя светящуюся полосу, точно эти гниющие воды были насыщены фосфором. Время от времени он переставал грести и, затаив дыхание, прислушивался к ночной тишине, тревожно и вопросительно поглядывая на хозяина.
Так плыли они уже полчаса, когда молчание было прервано рамсингой, послышавшейся с правого берега так. близко, точно трубач находился всего в каких-нибудь ста шагах.
— Стой! — прошептал Тремаль-Найк.
И тут же вторая рамсинга ответила первой, но на большем расстоянии. Похоже, это был какой-то условный сигнал. Именно этого Каммамури и боялся.
— Хозяин, — сказал он, — нас обнаружили.
— Возможно, — ответил Тремаль-Найк, который внимательно прислушивался к звукам трубы.
— Может, вернемся? Эта ночь не для нас.
— Тремаль-Найк никогда не возвращается назад. Греби, и пусть рамсинга трубит, сколько угодно.
Маратх снова взялся за весла, и вскоре лодка оказалась у того места, где река сужалась, наподобие горлышка бутылки. Дуновение теплого, душного воздуха, насыщенного чумными испарениями, коснулось их лиц.
Прямо перед ними, в трехстах или четырехстах шагах появились многочисленные огоньки, которые причудливо колыхались на черной поверхности воды. Как будто привлеченные таинственной силой, они то танцевали перед самым носом лодки, то стремительно бросались в сторону.
— Вот мы и на плавучем кладбище, — сказал Тремаль-Найк. — Через десять минут будем у баньяна.
— Мы проплывем тут на лодке? — спросил Каммамури.
— Немного терпения, и она пройдет.
— Это плохо, хозяин, тревожить мертвых.
— Брама и Вишну простят нас. Греби, Каммамури!
В несколько ударов весла лодка достигла суженной части реки и вошла в некое подобие заводи, над которой сплетались длинные ветви огромных тамариндов, образуя сплошной свод из листвы.
В воде плавало множество полуразложившихся трупов, которые по каналам Ганга были занесены в Мангал. Вода, потревоженная ударами весел, слегка колыхалась, и вместе с нею Покачивались погруженные в воду трупы, производя жутковатое впечатление, точно двигали руками и ногами во сне. Каммамури перестал грести, расширившимися от страха глазами глядя на них 3.
— Вперед! — подбодрил его Тремаль-Найк.
Маратх снова было взялся за весла, но тут зеленый навес, который покрывал это плавучее кладбище, приоткрылся и пропустил стаю странных птиц с черными крыльями и огромными острыми клювами. Несколько десятков этих птиц, похожих на пернатых могильщиков, спустилось к воде и, сложив крылья уселось на трупы.
— Это марабу, — сказал Тремаль-Найк. — Вперед, Каммамури!
Лодка двинулась вперед и, пересекши кладбище, оказалась в довольно широкой заводи, разделенной надвое узкой полоской земли, на которой одиноко возвышалось огромное дерево.
— Баньян! — сказал Тремаль-Найк.
При этом слове Каммамури вздрогнул.
— Хозяин! — прошептал он сквозь зубы.
— Не бойся, маратх! Положи весла, и пусть лодка сама причалит к берегу. Возможно, поблизости кто-то есть.
Маратх послушался и растянулся на дне лодки. Тремаль-Найк, из предосторожности взведя курок карабина, сделал то же самое.
Повинуясь легкому течению реки, лодка медленно приближалась к северной оконечности острова Раймангал, обиталищу тех самых таинственных убийц, жертвой которых стал Хурти.
Глубокая тишина царила вокруг. Не слышно было ни шелеста гигантского бамбука, волнуемого ночным ветерком, ни звуков рамсинги. Сама река была здесь неподвижной и гладкой, точно покрытая маслом.
Не доверяя однако этой обманчивой тишине, Тремаль-Найк время от времени осторожно приподнимал голову и внимательно оглядывал берега.
С легким толчком лодка остановилась в ста шагах от баньяна, но оба индийца не двигались. Прошло несколько минут тревожного ожидания, прежде чем Тремаль-Найк решился привстать. Первое, что бросилось ему в глаза, была черная бесформенная масса, лежащая в траве в двадцати метрах от берега.
— Каммамури! — прошептал он. — Встань и возьми свои пистолеты.
Маратх не заставил повторять приказ дважды.
