Глаза Чико кричали: «Это тебя я люблю!» Она видела это, но непременно хотела услышать от него признание в любви.
Но у Чико не хватало храбрости. Он смог лишь пробормотать:
– Я никого не люблю… кроме тебя. Пресвятая Дева! Она отлично знала это, но такая лапидарность ее нисколько не устраивала. На лице ее появилась гримаса досады. Как же глупа она была, поверив на какое-то мгновение в смелость Чико! Его смелости едва хватило лишь на слова: «Я люблю тебя». Хуанита не знала, что эти слова приводят в трепет и заставляют отступать даже самых отважных мужчин. Она была упряма и наивна, наша малышка Хуанита, привыкшая повелевать маленьким человечком Чико, и ей очень хотелось, чтобы он сам стал хоть на короткий миг ее повелителем. Но похоже было, что Чико так и останется ее верным псом, готовым преданно лизать зло отпихивающую его хозяйскую ногу.
Она с досадой подумала, что ни на что другое он не годится, что его можно унижать, мучить, заставлять часами выстаивать на коленях и целовать ее маленькие туфельки, а ни на что большее этот «храбрец» не отважится.
Вызывающе глядя на него злыми глазами, она сказала глухим голосом:
– Если ты ничего не знаешь, ничего не говорил, ничего не сделал, зачем ты пришел сюда? Чего ты хочешь?
Чико был ужасно бледен, но с невероятной для него самого твердостью в голосе произнес:
– Я хотел только спросить тебя: ты довольна? С видом маленькой королевы она переспросила:
– Довольна? Чем же это я должна быть, по-твоему, довольна?
– Ну… тем, что я нашел и привел француза. Она совершенно по-женски – неожиданно и несправедливо – возмутилась и визгливо заявила:
– Да зачем он мне нужен, этот француз? Ты, наверное, на солнце перегрелся, бедняжка!
Чико был в полном смятении, он пробормотал:
– Но ты мне говорила…
– Что? Что я тебе говорила?
– Ты просила спасти его…
– Я?! Какой вздор! Тебе все это приснилось!
От этих слов Чико стало дурно. Может быть, ему действительно все это приснилось, а теперь Хуанита грубо будит его? Ведь она говорит так уверенно! Но нет! Она просто играет с ним, хочет испытать его чувства. Ей интересно, станет ли он ревновать к французу. Недаром же сеньор Пардальян, который так много видел и знает в этой жизни, только что говорил ему, что любящая женщина хочет, чтобы ее ревновали. Должно быть, так оно и есть. Но Хуана… действительно ли она его любит? Возможно ли такое счастье? Ведь еще нынче ночью, всего несколько часов назад, она проливала из-за француза горькие слезы. А что же теперь? Он ничего больше не понимал.
Чико внезапно почувствовал себя глубоко оскорбленным и униженным, однако ему вовсе не хотелось взбунтоваться. Он всецело принадлежал своей хозяйке, и она имела право заставить его страдать или же выставить на посмешище. Он был рабом всех ее прихотей, она даже могла бы его побить. Такова была его доля: смиренно гнуть спину и терпеть любые выходки и капризы Хуаниты. Любой знак внимания с ее стороны – счастье, ласковая улыбка – блаженство, награда за все муки, которые он принимал по ее же вине.
Хуана поглядывала на него краем глаза, наслаждаясь его смятенным, растерянным видом. Ей хотелось топтать, мучить, унижать карлика, хотелось задеть в нем его гордость, чтобы он все-таки возмутился, высоко вскинул голову и заговорил с ней по-хозяйски, по-мужски!
В глубине души Хуанита не была ни плохой, ни злой. Она попросту не ведала, что творит. Ведь их взаимоотношения своими корнями уходили в детство. Да, Чико был невелик ростом, но это вовсе не мешало ему оставаться необыкновенно привлекательным юношей. Он был великолепно и очень пропорционально сложен. Он, безусловно, волновал Хуаниту. Ее только раздражало его всегда предсказуемое поведение.
Было бы большим преувеличением думать, что Хуанита влюбилась в карлика, но все же в ее отношении к нему появилось что-то новое. До сих пор она была искренне привязана к нему как к брату, но теперь ее чувства переменились: она стала испытывать к малышу интерес и симпатию, от которых уже рукой было подать до влюбленности.
Итак, всего один шаг – и ее привязанность к Чико могла обратиться в истинное глубокое чувство; впрочем, этот шаг мог быть сделан и в сторону, и тогда их отношения брата и сестры остались бы непоколебленными. Что-то должно было заронить искру между нею и Чико.
И именно сейчас, когда она никак не могла разобраться в своих чувствах к карлику, в ее жизни возник Пардальян. Его появление своей романтичностью не могло не произвести на нее сильного впечатления. Пардальян казался ей героем ее мечты. Она была еще так молода, что едва ли была способна верно оценивать свои ощущения, она безвольно плыла по течению.
В присутствии Пардальяна она другими глазами взглянула на Чико: перед ней стоял крошка, малыш, карлик. Чико был хорошенькой, изящной, элегантной игрушкой; он безумно любил Хуаниту, но он был всего лишь уменьшенной копией мужчины, и его никак нельзя было рассматривать как будущего супруга. Чико заменял ей брата, и это вполне устраивало Хуану.
Со всей испанской горячностью и страстью она отдалась своей мечте о любви к этому сильному и отважному сеньору иностранцу. Да, она действительно плакала из-за Пардальяна, плакала от отчаяния при мысли, что ее избранник может быть убит. И она делилась своими переживаниями с Чико с бессознательной жестокостью женщины, которая любит другого. Малыш покорно выносил муки неразделенной любви. Его истинное и глубокое чувство к Хуаните дало ему нечто вроде дара провидца, и неожиданно для самого себя он произнес тогда слова, которые в дальнейшем не давали Хуане покоя: «На что ты надеешься?» Малыш, сам того не желая, нанес девушке страшный удар.
Хуана была дочерью скромного трактирщика. Дела его шли весьма успешно, он был богат, но при этом продолжал оставаться трактирщиком. А на что могла в те времена надеяться дочь владельца постоялого двора? Да на то, что тоже станет его хозяйкой. Вот она ею и стала. Что же до сеньора иностранца, то он запросто входил в королевский дворец и беседовал с самим его католическим величеством. Оно и понятно, ведь его прислал сюда сам король Франции. Нет, она и надеяться не смела выйти за него замуж! Стать же его любовницей ей бы не позволила гордость.
Все эти размышления заметно ослабили ее любовь к Пардальяну. Освобождаемая территория сердца Хуаны переходила во владения Чико, но сама Хуанита вряд ли догадывалась об этом, раздираемая, с одной стороны, своей пылкой романтической страстью к сеньору Пардальяну, а с другой – давней глубокой привязанностью к Чико. Какое же из этих двух чувств возьмет над ней верх?
Сегодня утром вернулся Пардальян. Она, безусловно, была счастлива видеть его живым и здоровым. Но Чико, едва Хуана поглядела на него, в смущении опустил глаза и тут же потерял только что завоеванный им кусочек сердца девушки. Она не могла простить ему его жертвенности и самоотречения, ибо не могла этого понять: ведь по ее собственной логике, логике Хуаниты, никогда и ничего отдавать нельзя, а, напротив, надо вцепиться в свое зубами и когтями. Вот почему ею и был оказан Чико столь холодный прием.
