Он стоял в дверях кабачка у Севрского моста, а рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, находилось двуствольное ружье, богато инкрустированное золотом; на его стволе можно было прочесть имя оружейника Леклера, входившего в моду в высших кругах парижских охотников.
Возможно, нас спросят, как столь дорогое оружие оказалось в руках простого мастерового. На это мы можем ответить так: в дни восстания — а нам, слава Богу, довелось явиться их свидетелями — самое дорогое оружие не всегда оказывается в самых белых руках.
Этот человек около часу назад прибыл из Версаля и отлично знал, что там произошло, ибо на вопросы трактирщика, подавшего ему бутылку вина (он даже не притронулся к ней), отвечал:
что королева отправилась в Париж вместе с королем и дофином;
что они тронулись в путь около полудня;
что, наконец, они решились поселиться в Тюильрийском дворце и, значит, в будущем в Париже больше не будет перебоев с хлебом, так как теперь здесь поселятся и Булочник, и Булочница, и Пекаренок;
и что сам он ждет, когда проследует кортеж.
Это последнее утверждение могло быть верным, однако нетрудно было заметить, что взгляд незнакомца с большим любопытством поворачивался в сторону Парижа, нежели в сторону Версаля; это обстоятельство позволяло предположить, что он не считал себя обязанным давать подробный отчет о своих намерениях достойному трактирщику, задавшему вопрос.
Впрочем, спустя несколько минут его внимание было вознаграждено: в конце улицы показался человек, одетый почти так же, как он сам, и, по-видимому, занимавшийся сходным ремеслом.
Человек этот шагал тяжело, как путник, за чьими плечами долгая дорога.
По мере того как он приближался, становилось возможным разглядеть его лицо и определить его возраст.
Лет ему, должно быть, было столько же, сколько и незнакомцу, то есть можно было смело утверждать, что ему, как говорят в народе, давно перевалило за сорок.
Судя по лицу, это был простой человек с низменными наклонностями и грубыми чувствами.
Наш незнакомец рассматривал его с любопытством; при этом на лице у него появилось непонятное выражение, словно одним взглядом он хотел бы оценить, на что дурное и порочное способен этот человек.
Когда мастеровой, подходивший со стороны Парижа, оказался всего в двадцати шагах от человека, стоявшего в дверях, тот зашел в дом, налил в стакан вина, вернулся к двери, приподнял стакан и окликнул путника:
— Эй, приятель! На дворе холодно, а путь неблизкий: не выпить ли по стаканчику вина, чтобы согреться?
Шагавший из Парижа ремесленник огляделся, словно желая убедиться в том, что приглашение относится к нему.
— Вы со мной говорите? — спросил он.
— С кем же, по-вашему, я мог разговаривать, если вы здесь один?
— И вы мне предлагаете стакан вина?
— Почему бы и нет?
— Хм…
— Разве мы с вами не из одного цеха или почти так?
Мастеровой снова взглянул на незнакомца.
— Многие могут причислить себя к одному цеху, — отвечал он, — тут важно знать, мастер ты в своем деле или только подмастерье.
— Вот это как раз мы и можем выяснить за стаканом вина.
— Добро! — согласился ремесленник, направляясь к двери кабачка.
Незнакомец указал ему на стол и подал стакан.
Ремесленник взял стакан, взглянул на вино, словно испытывая недоверие (оно прошло сразу же после того, как незнакомец наполнил до краев и другой стакан).
— Мы что, слишком гордые и не чокаемся с теми, кого приглашаем выпить? — спросил он.
— Да что вы, наоборот: давайте выпьем за нацию!
На мгновение взгляд серых глаз ремесленника задержался на незнакомце.
Потом он повторил:
— Ах, черт возьми, как хорошо сказано: «За нацию!»
И залпом осушил стакан, после чего вытер губы рукавом.
— Эге! — воскликнул он. — Бургундское!
— Да! Отменное, а? Мне говорили об этом кабачке. Проходя мимо, я заглянул сюда и вот не раскаиваюсь. Да садитесь, приятель; в бутылке еще кое-что плещется, а когда перестанет, так в нашем распоряжении целый погреб.
— Вот как? — сказал ремесленник. — А что вы тут делаете?
— Как видите, возвращаюсь из Версаля и жду, когда проедет кортеж, чтобы потом к нему присоединиться.
— Какой кортеж?
— Как какой? Короля, королевы и дофина; они возвращаются в Париж в сопровождении рыночных торговок, двухсот членов Национального собрания, под охраной национальной гвардии и господина Лафайета.
— Так наш хозяин решился приехать в Париж?
— Пришлось…
— Я так и подумал сегодня в три часа ночи, когда отправился в Париж.
— Э, так вы сегодня в три часа ночи покинули Версаль вот так, просто, даже не удосужившись узнать, что там готовится?
— Ну почему же?! Я очень хотел узнать, что будет с хозяином, тем более, что — не подумайте, будто я хвастаю — мы с ним знакомы! Но вы должны меня понять: работа прежде всего! У меня жена и дети, и я должен их кормить, особенно теперь, когда я не работаю в королевской кузнице.
Незнакомец никак не отозвался на оба этих намека.
— Так вас ждала в Париже срочная работа? — настойчиво продолжал расспрашивать он.
— Ну да! Похоже, что срочная, и заплатили за нее хорошо, — прибавил он, позвенев в кармане несколькими экю, — хотя мне заплатили, передав деньги с лакеем — что само по себе невежливо, — да еще лакей оказался немцем, так что с ним и словечком перекинуться не удалось.
— А вы не прочь поболтать?
— Ну еще бы! Если не злословишь, то поговорить приятно.
— Да если и позлословишь — тоже приятно, правда?
Оба собеседника расхохотались: незнакомец — показав белоснежные зубы, ремесленник — гнилые.
— Итак, — продолжал незнакомец, продвигаясь к цели медленно, но верно, — вам, стало быть, поручили срочную и хорошо оплачиваемую работу?
— Да.
— Уж, верно, то была трудная работа?
— Да, трудная!
— Замок с секретом, а?
— Потайная дверь… Представьте дом в доме; кому-нибудь понадобилось спрятаться, так? И вот, он дома, но его как бы и нет. Звонок в дверь, лакей отпирает. — «Где хозяин?» — «Нету». — «Врешь! Он дома!» — «Да сами поглядите!» И вот начинают искать. Хе-хе! Как же, найдут они его! Железная дверь, понимаете ли, аккуратнейшим образом пригнана к настенному орнаменту. Сверху все это покрыто дубовым шпоном, так что невозможно отличить дерево от железа.
— А если простучать стены?
— Да что вы! Деревянное покрытие толщиной в одну линию — это как раз то, что нужно: звук везде будет одинаковый: тук-тук, тук-тук… Знаете, когда я закончил работу, я и сам не смог найти эту дверь.
