– Вы что же, собиратель?
– Я – профессор-египтолог Каирского университета. Он находится в Египте.
– Ух, как далеко!
– Да, очень! Зато Лондон ближе.
– А при чем тут Лондон?
– При том, что там находится Британский музей. Хочешь там побывать?
Говард знал, что это самый большой музей в мире! Отец рассказывал. Может быть, когда-нибудь там будет выставлена его работа!
– Так ведь у меня денег нет! Проезд, постой…
– Об этом не тревожься. Готов ли ты оставить отчий дом, деревню, скажем месяца на три?
Высоко в небе вились ласточки. Где-то на опушке стучал дятел. Оставить Норфолк, мать, отца, проститься с детством… Этюдник покачнулся и упал.
– Когда едем?
* * *
Несколько месяцев Говард сидел, не разгибаясь, за столом и рисовал иероглифы в виде зверей, людей, предметов, зданий, геометрических фигур и других знаков, составляющих священный для египтян язык. Сначала Говард рисовал, не задумываясь над смыслом, но само начертание величественных символов преображало его мысль и руку. Он старался аккуратно воспроизводить те образцы, которые давал ему профессор Ньюберри, и постепенно выучился писать, подобно древним египтянам.
Работал Говард в одиночестве, ни с кем в музее не сдружившись. Чопорных джентльменов он дичился. Ему было спокойно только в обществе иероглифов…
Лондон накрыла пелена дождя. Явившись в кабинет к профессору Ньюберри, Говард увидел на столе свои рисунки.
– Весьма тобой доволен, – заявил Ньюберри. – Хочешь стать самым юным членом фонда исследования Египта?
– А что мне придется делать? – недоверчиво спросил Говард.
– Сказать по правде, Говард, – усмехнулся Ньюберри, – ты самый неприветливый и дерзкий юноша, который мне когда-либо встречался!
– Что, это очень дурно?
– Жизнь покажет. А что касается частного исследовательского фонда, который будет счастлив видеть тебя в своих рядах, то его задача состоит в изучении искусства и культуры Древнего Египта.
Несмотря на твердое намерение казаться совершенно безразличным, Говард просиял:
– Значит, я буду снова рисовать иероглифы?!
– Боюсь, что нет.
Говард решил, что Ньюберри над ним насмехается.
– Я допустил какую-то ошибку? Вы что, хотите от меня избавиться?
– Горячность может повредить тебе, мой мальчик!
– Советы после, а сначала – правду!
Ньюберри заложил руки за спину, повернулся к окну и стал смотреть на улицу. Шел дождь.
– Говард, иероглиф «утка» означает «ядовитый». Один раз ущипнет, а потом всю жизнь будешь мучиться!
– Да я их тысячу готов нарисовать!
– Тебе придется всем для этого пожертвовать!
Говард не дрогнул.
– Я готов, профессор!
Ньюберри медленно повернулся к юноше.
– Вот вы и археолог, мистер Картер! Осталось только…
– Что же?
– Собрать вещи. Завтра мы с вами отправляемся в Египет!
Александрию Говард так и не увидел, ибо профессор Ньюберри спешил на каирский поезд. Ступив на египетскую землю, юноша внезапно почувствовал себя совершенно свободным. Семнадцать проведенных в Англии лет, родители – все осталось позади. Им овладел пьянящий восторг: он находился в стране с великой многовековой историей, а впереди была целая жизнь!
Говард волок чемоданы профессора, набитые ценным научным материалом, и едва успевал смотреть по сторонам. Во всяком случае, яркого, благоуханного Востока здесь и в помине не было. Только железнодорожные пути, телеграфные провода, почтамт и привокзальная толчея.
Зайдя в вагон, они устроились у окна.
– Вот, Говард, полюбуйся, какой прогресс! Увы, теперь в этой стране государственный язык – арабский. Выходит газетенка с призывами к борьбе за независимость. Безумие какое-то! Ведь без нас Египет ожидают крах и нищета. Проклятая газетка называется «Аль-Ахрам», что в переводе означает «пирамиды». Ты только вдумайся, какая профанация! Однако, к счастью, ничего у них не выйдет. Всех экстремистов бросят за решетку, слово Ньюберри!
Профессор еще что-то говорил, но Говард засмотрелся на пейзаж, мелькавший за окном. Между полями журчала вода, под солнцем спали деревеньки, стайки птиц с белым оперением взлетали над зеленой гладью, поросшей камышами, погонщики вели тяжело навьюченных верблюдов. Говарду все было в диковинку, и он смотрел в окно не отрываясь.
– А рисовать? – напомнил Ньюберри.
Смутившись, юноша достал альбом и принялся за дело.
– Труд, Говард, прежде всего труд! Теперь ты – молодой ученый, даже если ничего еще не знаешь. Тебе надо подмечать да размышлять, не то поддашься чарам этих мест и душу свою здесь оставишь!
* * *
Все смешалось: расы, языки и разноцветные тюрбаны. Вокруг сновали египтяне, сирийцы, армяне, персы, турки, бедуины, евреи и европейцы, шествовали женщины в чадрах. Торговцы тянули за собой осликов, навьюченных мешками с люцерной или связками горшков. Крыши ветхих домов были завалены мусором, вонь экскрементов смешивалась с ароматом специй, под ногами чавкала жирная грязь, из дверей выглядывали лавочники. Прямо на улицах дымились печи, где жарилось мясо и выпекался хлеб. Крестьянки несли на головах корзины с едой, из которых коршуны выхватывали пищу. То был Каир, великий древний город. Говард был ошеломлен.
Они остановились в центральной гостинице, которая точь-в-точь походила на лондонскую. Профессор заказал овощной суп и овсянку, и, поужинав, Говард уснул, усталый и счастливый, под неумолкающий гул городских улиц.
Профессор растолкал его в пять утра.
– Говард, подъем! У нас важная встреча.
– Так рано?
– Нужный чиновник бывает в присутствии только по понедельникам, с шести до одиннадцати. Если мы к нему не поспеем, то проторчим здесь еще целую неделю!
Открывались первые кофейни. Редкие прохожие ежились от холода. Прохладный ветерок разогнал облака, на небе показалось бледное солнце, и его первые лучи позолотили минареты. У ворот мечети Мехмет Али сменились часовые.
Ньюберри свернул на грязную улочку, заваленную деревянными ящиками, остатками дичи и грудами мусора. Дома здесь наполовину развалились и осели, соприкоснувшись балконами, поэтому женщины могли болтать с соседками, не выходя на улицу. Путники быстро прошли мимо нищих, миновали торговцев апельсинами и сахарным тростником и очутились перед воротами старинного дворца. Старые сторожа поклонились профессору, тот торопливо кивнул им в ответ и устремился вверх по некогда шикарной мраморной лестнице. Говард не отставал.
В сопровождении нубийца в длинном красном одеянии они прошли к кабинету, двери которого охранял его столь же могучий земляк.
