борьбы за ступеньку на «лествице». Русский князь привел заклятых врагов Руси для того, чтобы убивать соотечественников.
Он захватил Чернигов, но Изяслав и Всеволод снарядили большое войско. Осенью того же года старшие князья разгромили младших, но в бою пал Изяслав. Наследник Ярослава Мудрого погиб в стычке с собственным племянником – злая и жалкая участь.
В Киеве сел последний из Ярославичей, Всеволод; в Чернигове – его сын Владимир, который войдет в историю под именем Мономаха. (Час его величия наступит еще нескоро.) Олег же бежал обратно в Тмутаракань, но там не задержался. При каких-то драматических, но неизвестных историкам обстоятельствах мятежного князя схватили некие хазары и увезли в Константинополь.
Началась византийская глава головокружительной повести о приключениях «Гореславича». Нам известна лишь их общая канва, остальное потомки могут только домысливать.
По какой-то причине Олег вызвал гнев старого императора Никифора III. Похоже, что неугомонный князь принял участие в неудачном заговоре русско-варяжской гвардии базилевса, после чего был сослан на остров Родос. Там Олег, вероятно, и сгинул бы, но год спустя в Царьграде случился переворот, и новый император Алексей Комнин решил использовать бойкого русича в своих целях.
Олег во второй раз привел чужое войско, на сей раз византийское. Он захватил Тмутаракань и, по некоторым сведениям, передал этот важный черноморский пункт под власть Византии. Но, даже став вассалом Константинополя, князь не перестал зариться на русские земли.
Несколько лет он выжидал, готовился.
Удобный момент настал, когда в 1093 году умер великий князь Всеволод. Согласно «лествичному» праву, ему наследовал старший из племянников, Святополк Изяславич. Неизбежной при смене власти сумятицей решили воспользоваться половцы.
Началось второе половецкое нашествие, еще более масштабное, чем первое. Оно могло окончательно уничтожить подточенную неурядицами державу. Хан Тугоркан, вошедший в былины как страшилище Тугарин Змеевич, привел большую орду, которая сначала разбила союзную княжескую рать, а затем, дойдя до Киева, разгромила и дружину великого князя Святополка.
В этот тяжелый для Руси час Олег нагрянул из своей Тмутаракани – помогать не соотечественникам, а половцам. Князю хотелось вернуть себе богатый Чернигов, где когда-то правил его отец Святослав.
Ослабленный борьбой с захватчиками Владимир Мономах, теперешний владетель Чернигова, был вынужден уйти оттуда. Заодно «Гореславичу» достались соседние Рязань и Муром. На время Олег стал самым сильным из князей, поскольку не враждовал с половцами, «бе бо сам повелел им воевати».
Великий князь Святополк был вынужден заключить унизительный мир с Тугорканом и даже принял в жены дочь «Змеевича» – разительный контраст с русской матримониальной географией времен Ярослава Мудрого.
Однако передышка позволила Святополку и его союзнику Мономаху собрать новое войско. Воспользовавшись тем, что основная орда ушла, они изгнали остатки половцев и после этого взялись за Олега.
Тому пришлось туго. Он потерял Муром и оказался перед угрозой лишиться главного своего владения, Чернигова.
Начался новый виток междоусобной войны. И опять на помощь «Гореславичу» пришли половцы.
Пока русское войско отражало натиск степняков, Олег переместился в Смоленск, а оттуда ударил на Муром, которым теперь владел Изяслав Владимирович, сын Мономаха. «Гореславич» убил его, захватил весь северо-восток Руси и повел наступление на Новгород. Тут военная удача в очередной раз изменила Олегу. Он был разбит и бежал к своим друзьям половцам.
Единственное изображение Олега – на монете – удивительно точно передает характер «Гореславича»
Нет никакого сомнения, что через некоторое время «Гореславич» сызнова навлек бы на Русь беду, но здесь – нечастый в отечественной истории (да и вообще в истории) случай – внезапно возобладал разум.
В 1097 году гений компромисса Владимир Мономах сумел решить затяжной династический конфликт без кровопролития. С этого времени Олег Святославич угомонился, перестал быть для Руси вечным источником злосчастий и потом много лет, до конца жизни, вел себя тихо. Летопись, правда, все равно волнуется за душу князя-злодея: «Его же греха дабы и Бог простил, понеже много хрестьян изгублено бысть».
О том, как и почему «Гореславич» перестал сеять горе, я расскажу в следующей главе, посвященной самому интересному деятелю древнерусской истории Владимиру Мономаху.
Радость распрямляет человека, горе горбит. Пригорюнившись, сгорбившись от гробовой грусти, смирив гордыню, ехал князь горестной юдолью вдоль грязной после ночной грозы речки Горыни на свою Голгофу, испить горькую чашу. А давно ль был на иной горе, превысокой и сияющей, но за грехи свои низринут в геенну горящую, и позади гарь, гром и грохот, впереди – горе.
Еще месяц назад славен и богат был Олег Святославич, сын и внук великих князей, а и сам по себе владыка немалый, держатель червоного Чернигова, златонивной Рязани, медового Мурома, выводивший в поле до десяти тысяч шеломов, сотрясавший кованым топотом всю русскую землю. Но подлый ворог Святополк, что гадюкою вполз на киевский стол, ужалил откуда не ждалось. Не смогши взять верх в честно́м бою, поклонился Тугар-кахану, попросился к нему в зятья, и великий хан окончил войну, бросил верного союзника волкам на терзание. Те накинулись на Олега, одинокого, половцами отринутого, и отобрали всё добытое великими трудами и ратями. Одна осталась надежда – умолить Тугара о помощи, иначе что же? Только гибель. Не простит двоюродный Святополк убитого отца, не простит двоюродный Мономах убитого сына, и все прочие, кого Олег обидел (а многие, ох многие им обижены), тоже не спустят.
Затем и скакал князь, еще недавно черниговский, муромский да рязанский, а ныне безместный, вслед за ушедшей ордой. Хорошо, она, отягощенная многой добычей, двигалась небыстро.
На травянистой равнине, где речка Горынь впадает в Дон, увидел Олег тысячи дымов, меж ними плешивый холм, на холме златое сиянье – каханову ставку.
Подъехав к подножью, спешившись и поднявшись по склону один – дружинников не пропустили, – князь понял, что ханский шатер сшит из парчовых риз, в какие священство обряжается по великим праздникам. Ох грех, ох святотатство!
Вошел – а внутри того хуже. Пол весь застлан святыми хоругвями. Прямо на Олега глядел лик Спасителя, изгибал скорбные брови. Не посмел князь на образ ногами ступить, пал на колени, пополз, приложился к челу Божьего сына устами. Прошептал: «Прости меня, пресвятый Исусе».
И рек с вышины звучный глас, по-половецки:
– Хорошо входишь ко мне, смиренно. Теперь садись. Зачем пожаловал, Олег-опа́?
Князь распрямился.
На помосте, на ворохе соболей восседал половецкий владыка Тугар-кахан, близ него, поджав ноги, несколько данишманов, половецких бояр. Пили из серебряных церковных чаш кобылье пиво, по жидким бородам стекали белые капли.
Раньше-то Тугар звал
