Дрожащий Джакомо принес несколько свитков пергамента.
– Спасибо, мой маленький Джакомо, вот видишь, стоит тебе постараться… Ну, хорошо, а теперь ступай, поперебирай четки, помолись. Мне надо спокойно изучить эту проблему. Когда наступит время следующей аудиенции, предупреди меня.
– Кх… так ведь… Кх… – осторожно кашлянул Джакомо.
Климент VII поднял голову. Прищурив большие навыкате глаза, так что Зефирине показалось, будто он плохо видит, и узнав своего посетителя, папа добродушно воскликнул:
– А вот и ты, князь Фарнелло. Каким добрым ветром тебя занесло?
Задавая вопрос, Климент VII протянул руку Фульвио.
Князь подошел и приложился губами к перстню на его руке, затем, отступив на шаг, ответил:
– Я имею честь, пресвятой отец, сопровождать к вам полномочного посла Англии, милорда Мортимера де Монтроуза.
– Благослови тебя Бог, сын мой!
Папа так быстро осенил его крестным знамением, что Монтроуз не успел коснуться коленом пола.
Заметно взволнованный папским благословением, Мортимер продолжал стоять на коленях и так упрямо держал голову опущенной, что Клименту VII ничего не оставалось, как повторить свой жест.
– Ну, хорошо, сын мой, мы видим, что вы добрый христианин. Как поживает его величество Генрих? – спросил папа, когда Мортимер поднимался с колен.
– Очень хорошо, пресвятой отец. Король Англии поручил мне передать вашему святейшеству, помимо пожеланий доброго здоровья, свои самые благие намерения и заверить, что каждое утро и каждую ночь его величество в своих молитвах не забывает упоминать имя вашего святейшества.
– Нам приятно это слышать! – ответил папа таким тоном, будто говорил: «На коней». – Подойдите, дети мои.
Рукой в кольчуге Климент VII указал на табуреты, поставленные полукругом перед его креслом, стоящим на небольшом возвышении.
Фульвио и Мортимер подошли к табуретам, чтобы сесть.
«Неужели они оставят меня стоять здесь?» – подумала в растерянности Зефирина.
– Постойте, а это что такое?
Сощурив глаза, Климент VII неожиданно обнаружил присутствие Зефирины. Тыча в нее пальцем, его святейшество устремился к молодой женщине точно разъяренный бык. Ни жива ни мертва, Зефирина опустилась перед ним в глубоком реверансе, в то время как Фульвио, вернувшись к ней, сказал:
– Прошу меня простить, пресвятой отец, я забыл попросить вашего благословения для княгини Зефирины Фарнелло.
– Твоя жена?
Папа недоверчиво обошел вокруг Зефирины.
– Да, пресвятой отец. Ваше святейшество помнит, конечно, что, кроме своего разрешения на мой брак, он прислал мне своего легата, чтобы благословить наш союз в Ломбардии, – пояснил Фульвио.
«К чему эти подробные объяснения? Мы тут для того, чтобы говорить не о женитьбе, а о разводе», – подумала с раздражением Зефирина.
– Ты сделал удачный выбор, князь Фарнелло. Поздравляю тебя… Настоящая, племенная кобылка… Венецианка? Флорентийка?
– Нет, пресвятой отец… Француженка, – ответила Зефирина.
– И дерзкая к тому же! Быстренько наделай с десяток детишек, Фарнелло, или хлопот не оберешься, – посоветовал папа. – Ну, ладно, пойдем, дочь моя.
Климент VII направился к своему трону. Зефирина заметила, под красной сутаной у папы сапоги со шпорами.
– Пресвятой отец, – начал Мортимер, когда Фульвио и Зефирина сели рядом с ним, – как полномочный посол, я не стану ходить вокруг да около…
– Вот и хорошо, сын мой, иди прямо, чтобы не заблудиться, – одобрил папа.
* * *
– О-о… как разболелась моя бедная голова.
Герцог де Монтроуз проводил руками по своим белокурым волосам, состроив гримасу на лице. Зефирина наверняка нашла бы ее комичной, если бы в тот момент сама не находилась под сильным впечатлением визита к папе.
Извинившись перед своими хозяевами, Мортимер, пошатываясь, поднялся по лестнице к себе в апартаменты.
Оставшись в вестибюле наедине со своим мужем Зефирина сухо сказала:
– Вы это сделали нарочно.
Фульвио, казалось, с трудом удерживал смех.
– Вы меня удивляете, мадам. Разве я не пошел навстречу вашим желаниям?
– Вы макиавеллический человек! – бросила, не подумав, Зефирина.
– Макиавеллический! – повторил Фульвио. Слово показалось ему интересным и достойным существования. – А ну-ка, подойдите сюда, философ в юбке, и расскажите, как вы его придумали.
Рука Фульвио поймала Зефирину в тот момент, когда она собиралась последовать примеру англичанина. Проводив молодую женщину в гостиную первого этажа, Фульвио повторил:
– Вам, значит, совершенно необходимо совать вашу маленькую, хорошенькую мордочку повсюду. Мне следовало, конечно, знать, что, даже умирая от усталости, вы все-таки способны подслушивать у дверей и пользоваться советами Никколо Макиавелли.
Не давая себя смутить, Зефирина тут же парировала:
– А мне следовало знать, что вы заранее представляли, каким будет ответ папы и потому с такой легкостью согласились взять меня в Ватикан вместе с Мортимером.
Сама того не желая, Зефирина кусала губы, чтобы не рассмеяться, вспомнив сцену, которую она только что наблюдала.
Сидя на троне, Климент VII, казалось, дремал, слушая речь Мортимера в защиту развода короля Генриха. Проговорив добрых десять минут и перечислив все возможные доводы, включая и законное желание английского короля иметь наследного принца, что, кажется, было совершенно не по силам королеве Екатерине, Мортимер наконец умолк, ожидая ответа папы.
В худшем случае, полномочный посол ждал завуалированного отказа, который мог звучать приблизительно так: «Пусть его величество Генрих немного потерпит. Мы обдумаем этот вопрос».
Но папа вдруг с необыкновенной живостью вскочил со своего трона и ринулся к англичанину.
Схватив его за воротник, Джулио Медичи принялся трясти бедного лорда.
– Нет, нет и нет. Вот ответ, который ты передашь своему господину. А кроме того, прикажешь ему от имени папы в течение сорока дней носить власяницу… и чтобы этот толстый бесстыдник поостерегся в течение указанных дней соваться со своим «хозяйством» в ядовитые прелести той особы, о которой ты мне здесь так красиво распелся! А эту Болейн пусть отошлет в монастырь с обритой головой и голым задом! Что же до королевы Екатерины, так Бог допустил ее быть на троне Англии, Бог и сохранит ее там до самой смерти. И пусть Генрих намотает это себе на ус и изо всех сил старается сделать жене сына, а иначе ему несдобровать!
– О… но, пресвятой отец… – попытался возразить Мортимер.
Покраснев от ярости, Джулио Медичи громыхал:
– Никаких возражений, прошу тебя! Твой король – католик, христианин и подчиняется моей власти… Ведь он не собирается стать одним из протестантов этой гнусной реформации! А раз так, к черту даму Болейн! никакого развода с королевой… никакого расторжения брака!