— Заезжай, — только и сказал хозяин Патковиц, переходя от Якуба к иностранцу и нарочито сильно пожимая тому тонкую, холодную ладонь. — И этого привози, Якуб, слышишь? — Старик кивнул в сторону англичанина. — У меня припасено три-четыре бочонка отличного вина. Ото ж, как приедете днём, так и панна Ядвига с Сусанной выйдут вас приветить. Только не затягивай с визитом, а то я их скоро повезу до Польшчи…
— Хорошо, пан Альберт, — кланяясь соседу, ответил Война. — Обязательно заеду. Сусанна-то сейчас…
— О! — Не без удовольствия выдохнул Патковский. — Она у нас красавица, увидишь…
Гости сопровождаемые освещающей им путь процессией и Збышеком, подошли к поезду. Возле него повторно раскланялись и, взобравшись в экипаж, расселись на обжигающе холодные, влажные места. Слуга дяди Бенедикта в один миг взобрался на козлы, что-то сказал промёрзшему товарищу и стегнул лошадей. Экипаж резво выехал из тени и легко покатился вдоль леса. Лунный свет, ударив в непроглядный мрак, стал выхватывать из него очертания предметов. Свод тут же, привыкая к появившемуся освещению, попытался рассмотреть лицо девушки. Что-то …мешало ему поймать её взгляд. Ричмонд нагнулся вперёд и с ужасом обнаружил, что лица у девушки попросту нет. Он упёрся рукой в её недвижимый силуэт. Вместо темноволосой красавицы в углу в виде сидящего человека были искусно сложены вещи из их багажа. Якуб сделал резкий выпад вперёд и тоже схватил за «плечо» эту груду тряпок. «Чёрт! — Невольно вырвалось у него, — вот ещё сюрпризы»!
Свод с досадой выдохнул и откинулся назад.
— Да будет вам. — Успокаивал его Война. — Дикая кошка. Она, как видно, только того и хотела — добраться до этих мест. — Якуб вдруг рассмеялся. — А, — хлопнул он по
колену Свода, — как она нас?! Ой, умница! Сразу двоих хитрецов-мыслителей обвела вокруг пальца, а ещё и слуг! Вот это да…
Ричмонд, заражаясь весёлости товарища, невольно улыбнулся:
— Да, — согласился он, — вот это девушка! А вы, Якуб, мне не верили. Я же вам говорил — она особенная…
ГЛАВА 10
Свод проснулся около полудня. Завершение их долгого путешествия растянулось чуть ли не до утра. Хоть от Патковиц до Мельника и было-то всего около четырёх миль, а ехали ночью, стало быть, медленно. К тому же, откуда Ричмонду было знать, что отписанное сыну паном Криштофом Войной имение Мельник, окажется таким большим. Со слов того же Якуба мест, подобных этому, находящихся под крылом Короны в Литве было достаточно, что не могло не указывать на то, что и всё государство, а не только староство[54] Войны имели в настоящее время заметный политический крен в сторону Польши.
Мельник, оказался целой группой поселений с небольшим замком и усадьбой, принадлежащими роду Война, но отмеченных также и королевским польским гербом, впрочем, как и усадьба местного старосты. Вот потому так и случилось накануне: пока добрались в центр староства, разгрузились, перекусили и улеглись, небо на востоке уже розовело…
Вышедшего в гостиную и проспавшего до полудня иностранного гостя приветствовал поклоном светлоголовый, молодой слуга. Зал, в который вышел Ричи сразу после пробуждения, был пустым. Во всём здании царила тишина и умиротворение. Свод не без удовольствия прогулялся по сверкающим дубовым полам, поочерёдно выглядывая сквозь широкие окна замка во двор, где в лучах осеннего солнца сиял золотом опавшей листвы дивный парк.
Одинокий представитель домашней прислуги, стоя посреди зала, смотрел на любующегося утром иностранца с не скрываемым восхищением что, несомненно, забавляло английского господина. Ричи окинул взглядом высокие, расписные потолки, после чего, заходя на второй круг, снова подошёл к одному из окон, прислонился к стеклу, прикинул на глаз толщину замковых стен и про себя заключил: «За такими стенами запросто можно держать осаду. Это не может не радовать, особенно в свете услышанного вчера от Якуба».
Важный иностранный пан не мог больше молчать и потому высказался вслух о роскоши замка товарища и, особенно о крепости здешних стен. Он с видом большого знатока военной архитектуры указал в окно на широкую каменную кладку замка. На лице озадаченного слуги замер немой вопрос. Последнее, что он услышал от панского гостя, было: «very safe …wall»[55].
— Вол? — Неуверенно переспросил слуга.
— Вол, вол, — ответил пан, жестами показывая толщину стены.
Слуга осторожно подошёл к окну и выглянул во двор. Под окном, подставляя спину тёплому солнышку, сидел и высматривал что-то в кустах, огромный рыжий котище.
— Вол, вол, — настойчиво повторял иностранец, отмечая всевозрастающее недоумение в глазах слуги и для убедительности, сильно ударяя по мощной каменной стене кулаком.
Лицо слуги медленно вытянулось.
— Хай сабе вол[56], — наконец, вымолвил он, внутренне сжимаясь от подобного проявления панской настойчивости.
Свод, глядя в преданные глаза слуги, сообразил, что произошла какая-то накладка и все его попытки перекинуться парой-тройкой слов с домашней прислугой, по крайней мере сейчас обречены на неудачу. Можно быть уверенным в том, что если бы в доме Войны хоть кто-то из слуг владел английским языком, Якуб прислал бы того, а не этого болвана.
Меж тем, уже в скором времени англичанин убедился в том, что, даже не имея возможности общаться с кем-либо помощью родного языка, со слугами можно было вполне сносно изъясняться и с помощью жестов. Например, стоило ему только спросить: мистер «Якуб»? Ему тут же указали куда-то вдаль и даже показали, как пан Война ускакал в ту самую даль. Стоило показать, что неплохо было бы умыться, и его тот час же отвели в умывальню с прекрасной фарфоровой посудой и шикарными льняными полотенцами. Поесть? Пожалуйста! Показываешь на рот и говоришь: «Ам-ам».
К слову сказать, завтракал Свод в полном одиночестве. Впрочем, это его не сильно расстроило, ведь откушал он с таким удовольствием и аппетитом, что после того готов был пойти и лично расцеловать повара за прекрасную работу. Определённо, литовская кухня пришлась Своду по вкусу.
После завтрака заграничный гость, чтобы не уснуть где-нибудь разомлев от принятого во время трапезы вина, вышел прогуляться в парк. День был солнечным и тёплым. Подсушиваемая лёгким ветерком, шелестела опавшая листва. Свод, щурясь на солнце, свернул налево и побрёл по загибающейся полукругом и теряющейся где-то далеко в парке липовой аллее. Все деревья во встречающем его парадном строю были уже голыми. Листвы на земле было так много, что большую её часть, дабы она не мешала ходьбе, убрали и сгрузили в кучи между деревьями.