помощью обращусь. Помощники и деньги у меня есть. Пока нет чёткого плана, как добраться до вожделенных документов. Есть лишь общие соображения, которые предстоит трансформировать в конкретное дело. Ну, всему своё время.
Обсудив напоследок некоторые детали, прощаемся. Пан Каминский, во время встречи ходивший дозором вокруг кареты, провожает мсье Андре к его экипажу, потом возвращается. Пока наш кучер (всё тот же невысокий светловолосый человек с кривоватым носом) везёт нас по домам, мой друг со всей возможной деликатностью убеждает поберечь себя и не убиваться по поводу замужества панны Беаты. В последние дни ему не нравится мой вид и моё настроение.
Обещаю себя поберечь. Слишком много дел впереди, чтобы убиваться. Можно было сколь угодно долго вздыхать по панне Беате, но переживать из-за пани Цешковской я себе запретил. Кроме того, пан Войцех ещё не знает, что в мою жизнь яркой кометой ворвалась Агнешка…
На следующий день, едва я выпроводил очередного волонтёра, ко мне в кабинет заходит Беата. Поднимаюсь навстречу.
— Чему обязан? — спрашиваю нейтрально.
— Прошу зайти к пану Цешковскому, — говорит она столь же нейтрально, глядя в сторону. — Он вас ждёт. А также, — делает крохотную паузу, словно запинается, — ещё один господин.
Пожав плечами, пересекаю маленькую гостиную и захожу в кабинет к Зыху. С порога убеждаюсь, что мне приготовили сюрприз.
За столом напротив человека-совы сидит мой добрый знакомый Гилмор.
В голове вихрем проносится мыслей пятьдесят. Или даже сто пятьдесят. Но среди них главной является самая простая: какого чёрта Гилмор здесь делает?
Одна история — финансировать и направлять подготовку к восстанию исподволь. И совсем другая — заявиться в Комитет на всеобщее обозрение среди белого дня. В высшей степени странно и неосторожно, однако ясно, что в неожиданном появлении разведчика есть свой смысл. Беда лишь в том, что он мне неведом.
Между тем Зых вежливым жестом указывает на стул и представляет нас друг другу. Выясняется, что Гилмор посетил наш эмигрантский приют под именем мсье Фуко. Почему бы и нет? По-французски англичанин говорит безукоризненно.
— Мсье Фуко наш друг и, можно сказать, партнёр, — доверительно сообщает Зых, потирая ладони. — Он принимает участие в реализации плана Заливского. (Гилмор степенно кивает.) И я прошу вас рассказать ему, как проходит набор волонтёров. Сколько успели набрать, что из себя представляют люди, с каким настроением подписывают контракты…
— Могу говорить откровенно? — уточняю с деловым видом.
— Абсолютно. От мсье Фуко у нас тайн нет.
Ещё бы! Раз уж мсье Фуко эти тайны оплачивает…
Начинаю свой рассказ. Гилмор слушает внимательно, кивает, время от времени задаёт уточняющие вопросы. Отвечая на них, не могу отделаться от ощущения, что на моих глазах и с моим участием разыгрывается какой-то спектакль, цель которого я не понимаю. Плохо… Ощущение неясной угрозы острым когтем царапает сознание. И я лишний раз мысленно хвалю себя, что ночью в особняке, вербуя Гилмора, догадался нацепить маску.
Хотя маска, разумеется, не панацея. Лицо-то она скрывает, но голос, рост, фигуру, цвет волос изменить не в состоянии. И внимательный человек, пожалуй, сможет при необходимости опознать собеседника, даже если тот накануне маскировался.
Стоп! Кажется, я нашёл ключевое слово — опознать…
— Ну что ж, — говорит наконец Гилмор-Фуко. — Мне кажется, что вербовка идёт неплохо. Сколько, на ваш взгляд, мы успеем привлечь людей к середине февраля?
— От пятисот до шестисот, — говорю сразу, поскольку сам не раз делал подсчёты. — Сейчас точнее сказать не могу. В иной день приходит человек пять-шесть, а вчера, например, одиннадцать. Не угадаешь.
— И не надо, — журчит Зых, явно чем-то довольный. — Мы видим, что вы работаете не покладая рук. Нет сомнения, что будет сделано всё возможное.
Ненужный, а по сути бессмысленный разговор завершается. Воздав должное моему трудолюбию, новоявленный председатель меня отпускает. Гилмор остаётся в кабинете. А я, выйдя, спускаюсь вниз и на кухне нахожу Агнешку. Украдкой оглянувшись и убедившись, что рядом никого нет, просиявшая девушка бросается на шею.
Не могу сказать, что мне это неприятно, — совсем наоборот, но всему своё время. Получив пылкий поцелуй, мягко отстраняю Агнешку и, обменявшись несколькими дежурными фразами, между прочим рассказываю о разговоре с неким мсье Фуко, который впервые на моей памяти посетил наш особняк.
Выясняется, что Агнешка тоже сегодня видела этого человека впервые, когда относила им с Зыхом наверх кофе. Мсье Фуко, между прочим, сделал комплимент её внешности, — мол, глядя на Агнешку, понимаешь, почему полячки считаются самыми красивыми женщинами Европы.
Вообще же мсье Фуко, по словам девушки, вознамерился пообщаться не только со мной. Она видела, как в кабинет Зыха в разное время заходили ещё два человека. Их имена подтверждают, что моя догадка верна, и слово «опознание» в этой ситуации наиболее верное.
Пообещав Агнешке назавтра встречу, одеваюсь и выхожу на улицу. Путь лежит в расположенное поблизости кафе «Тихая гавань». Мы договорились с Каминским, что каждый день с двенадцати до двух он обедает в этом довольно уютном и действительно тихом месте с хорошей кухней. На всякий случай, чтобы не пришлось его искать по всему Парижу, если понадобится.
Сейчас для пана Войцеха есть срочное поручение…
Гилмора берём вечером.
Завершив служебный день, он приехал домой и, отпустив карету, собирается войти в подъезд. Выскакиваю из своего экипажа, стоящего рядом, и догнав англичанина прямо у входа, кладу ему руку на плечо.
— Мистер Гилмор, — окликаю негромко.
Моих шагов Гилмор не слышал (ходить бесшумно я умею) и сейчас оборачивается, словно ужаленный. Сегодня я без маски, хотя теперь это значения не имеет. Конечно, британец меня узнаёт. По крайней мере как недавнего собеседника.
— Опять вы!.. — восклицает невольно.
И осекается, поскольку дуло, приставленное к животу, к развёрнутой беседе не располагает. По-свойски взяв Гилмора под руку и продолжая угрожать пистолетом, веду его в поджидающую карету. Там сидят Каминский с Жаком, да и кучер всё тот же. В общем, все свои.
Трогаемся. Наклоняюсь к сидящему напротив англичанину.
— Зачем вы сегодня посетили Комитет, мистер Гилмор? — спрашиваю, испытывая большое желание ударить англичанина.
Тот криво усмехается.
— Странный вопрос, — отвечает напряжённым тоном. — Не вы ли сегодня рассказывали мне, как идёт вербовка волонтёров для участия в восстании?
— Чушь! — говорю грубо. — О подготовке восстания вам постоянно, от буквы до буквы, докладывает Цешковский. С чего бы это официальному дипломату и сотруднику Интеллидженс сервис светиться в эмигрантском Комитете, если Комитет сам по первому свистку прибегает на задних лапках и отчитывается за каждый шаг и франк? Вам больше нечем заняться? Объясните, я жду.
Гилмор пожимает плечами.
— А
