своих дрожащих, измученных людей. Мороз положил конец обязанностям Первой когорты по строительству дорог, и Валерий и Юлий придумали бесконечные и утомительные упражнения, чтобы их солдаты оставались в форме и настороже. Совместные учения с ополчением стали регулярным явлением, и уважение Валерия к Фалько и его ветеранам росло с каждой неделей. Они даже вместе участвовали в маршах, хотя это была одна из областей, где люди Первой когорты по понятным причинам преуспели как в скорости, так и в выносливости.
— Я молю Марса и Митру, чтобы губернатор не попросил нас присоединиться к нему весной, — уныло сказал Фалько, когда его люди, спотыкаясь, пробирались мимо, с красными, как знамя легата, лицами и дымящимся дыханием в слабом зимнем солнечном свете.
Валерий улыбнулся и плотнее завернулся в плащ. — У него уже есть мой отчет. Гарнизонные обязанности только для мужчин Колонии. Но упоминание о весеннем походе Светония Паулина заставило его встревожиться. Был ли в Британии кто-нибудь, кто не знал о том, что вот-вот произойдет?
Не Лукулл, конечно.
В ту зиму Валерий проникся симпатией и странным уважением к маленькому тринованту. Когда за морозом последовал снег, не похожий ни на что, с чем молодой римлянин когда-либо сталкивался, даже учения закончились, и легионеры сгрудились в своих палатках или вокруг пылающих жаровен, пытаясь избежать обморожения, от которых сначала чернели пальцы на ногах, а затем они отваливались. Они молились о приходе весны или отправке в какой-нибудь рай, где солнце светит более четырех часов в день, а лучше и то, и другое.
Не имея ничего, что могло бы занять его в военном отношении Валерий работал, чтобы отплатить за гостеприимство, оказанное ему в предыдущие месяцы ведущими гражданами Колонии. Удивительно, чего мог достичь повар легиона, учитывая время и ингредиенты, и вереница высокопоставленных лиц и их матрон хвалили его за стол и услуги легионеров, самым видным среди которых был Лунарис, готовый на все, лишь бы согреться.
Часто приходили Фалько и его толстенькая супруга, а также Корвин в сопровождении своей очень красивой и очень беременной жены. Валерий даже нашел время, чтобы развлечь Петрония, хотя ему никогда не нравился квестор, который, казалось, был одержим его происхождением и, казалось, обладал тревожно всесторонним знанием различных ветвей семьи Валерия с хорошими связями.
Среди гостей иногда бывал самый влиятельный бритт Колонии, и что может быть более естественным, чем то, что он, в свою очередь, пригласил трибуна в свой дом на склоне за рекой. Поначалу Валерий считал Лукулла забавным персонажем из-за его терьероподобного стремления к римским обычаям. Но когда он узнал его поближе, то обнаружил, что за заискивающей улыбкой скрывается проницательный ум и неизменное великодушие. Но Мейв была права, беспокоясь о деловых отношениях отца. Если бы времена были другими, он был бы богат, успешен и уважаем; но времена были не те, и они и его честолюбие, несмотря на его внешний успех, в совокупности оставили его барахтаться в море долгов. Римлянин держал бы это в тайне от своего позора, спрятав его в бумагах своего таблиния, но Лукулл, несмотря на все его высокомерие, не был римлянином. Он был болтливым, беспринципным кельтом, который смеялся над своим затруднительным положением и приглашал посмеяться вместе с ним. Валерию очень нравилось его общество.
Лукулл обычно приезжал в Колонию без сопровождения, но, когда Валерий отправлялся на виллу тринованта, Мейв неизменно ждала, чтобы поприветствовать гостя своего отца в портике. В первый раз, когда это случилось, ее прием был чересчур формальным, и, в своей нервной манере влюбленного мужчины, он забеспокоился, что их отношения уже утратили часть своего блеска.
Он все еще нервничал за столом, когда Лукулл напугал его, задаваясь вопросом, как поведут себя передовые отряды губернатора в горах декеанглиев, когда снег будет лежать им по шею, пальцы ног почернеют. Но все остальное вылетело из его головы, когда он осознал присутствие Мейв за плечом ее отца. Взгляд, который она бросила на него, вызвал дрожь желания по всему его телу, и ее правая рука потянулась, чтобы коснуться золотого амулета вепря на шее.
— Ты в порядке? — спросил Лукулл, его пухлое лицо выражало беспокойство. — Ты совсем побледнел. — Он взял тарелку и понюхал. — Этот ублюдок! Герет! Опять эти проклятые устрицы.
Это должно было быть невозможно, но им удалось сделать это только трудным. Обрывки разговоров в коридорах и дверных проемах. Тайные прикосновения, когда они проходят мимо друг друга при входе или выходе из комнаты. Каждая встреча только разжигала, то, что росло между ними, хотя и вызывало разочарование, которое росло в равной мере. Она уговорила его бросить вызов снегу и смотрителям поместья ее отца и ухитрилась случайно встретить его на лесной прогулке. Наконец они могли говорить беспрепятственно, и он нашел ее сообразительной и вспыльчивой. Она не была похожа ни на одну римлянку, которую он когда-либо встречал. У нее на все были свои взгляды – даже на военную тактику, которая утомила бы любую другую девушку, которую он знал, – и она не боялась высказывать свое мнение, но оно всегда сводилось к одному предмету: ее народу.
Она также была практична.
Встреча повторилась неделю спустя. Новый выпавший снег сгустил блестящее покрывало, окутывающее землю с севера и юга, превратив ее в мир чудесных скульптурных горбов и впадин. С неба по-прежнему падали крупные хлопья цвета старого синяка, превращая воздух вокруг себя в кружащийся каскад белых лепестков. Валерий беспокоился, что они могут потеряться, но Мейв только хихикнула.
— Это поможет замести следы, — настаивала она. — Пойдем со мной.
Валерий придержал своего большого военного коня, чтобы не отставать от маленького пегого пони, на котором она ехала в боковом седле. Ему было трудно отвести от нее взгляд, и, когда они углубились в лес, он обнаружил, что его естественная осторожность сменилась более глубоким, более интуитивным предвкушением, и результата, которого он избегал.
— Вот, — наконец сказала она и рассмеялась, увидев выражение его лица. Он смотрел на стену из чистого серого камня. — Помоги мне спуститься.
Он спешился и взял ее за талию, сняв с пони и наслаждаясь теплом ее тела, а затем привязал двух животных к ближайшему дереву. К тому времени, как он закончил, она стояла у основания стены, где большой вечнозеленый куст свисал с тяжелым снегом.
Что-то в том, как она стояла, дало ему первый намек на то, что стало неизбежным. Затем он посмотрел ей в лицо и увидел там послание,
