— Кстати, — заметил Рэймидж, — у вас хороший хирург?
— По части поглощения спиртного — просто отличный. Что касается его навыков мясника — трудно сказать, в последнее время у нас больше было жалоб на ушибы и запоры, чем на боевые ранения.
— Ладно, скоро увидим. До встречи. — Лейтенант стал пробираться назад на гичку. Доулиш вслед ему прокричал пароль и отзыв для «Лайвли».
Усевшись на кормовой банке гички, Рэймидж скомандовал Джексону:
— Весла на воду. «Лайвли» в миле на север от нас. Пароль: «Геркулес», отзыв: «Стивен».
Геркулес и Стивен. Значит, у лорда Пробуса, наследника графства Баклер, есть чувство юмора. Рэймидж решил проверить Джексона на догадливость.
— Джексон, а почему «Геркулес»?
— Гм… Не знаю, сэр.
— Порто-Эрколе, Порт Геркулеса. А Стивен — Стефан — это само собой понятно.
— Конечно, сэр, — ответил Джексон, хотя не вызывало сомнений, что все его мысли были устремлены к порции рома, ожидавшей его на борту «Лайвли».
— Смотрите, сэр, справа по носу, — внезапно воскликнул Джексон.
На фоне темно-синего неба силуэт корабля казался черным сгустком.
Через несколько минут с корабля раздался голос с легким металлическим оттенком, поскольку исходил из рупора:
— Геркулес!
— Стивен! — прокричал в ответ Джексон.
Это был тот самый миг, о наступлении которого Рэймидж молил с тех пор, как сдал «Сибиллу», но вот он пришел, а лейтенант чувствовал какое-то непонятное разочарование. Он лежал в крохотной каюте на борту «Лайвли», чисто вымытый и свободный от всяческих забот: Джанну разместили в спальной каюте лорда Пробуса, и возле нее хлопотал хирург, семь бывших моряков «Сибиллы» приводили себя в порядок, и скоро их внесут в качестве сверхкомплектных в судовую роль «Лайвли». Так что Рэймиджу не нужно было ни нести ответственность за жизни других людей, ни принимать решений, ценой которых могут стать эти самые жизни, не стояло больше перед ним неотложных вопросов, требующих столь же неотложного разрешения. Можно было отдыхать, но вместо этого его терзали возникшие без видимой причины одиночество и беспокойство. Единственное напрашивающееся объяснение казалось нелепым и сентиментальным одновременно: десять человек в гичке, за одним единственным исключением, будучи связаны между собой незримыми узами совместных опасностей и тягот, образовали нечто подобное семье.
Вскоре пришел стюард лорда Пробуса, передавший Рэймиджу просьбу его светлости подняться к нему на палубу. Должно быть, подумал лейтенант, Пробус теряется в догадках: ведь за исключением нескольких слов, которыми они обменялись после прибытия гички, у капитана нет ни малейших представлений о том, что маркиза и Пизано делают на борту.
Рэймидж нашел Пробуса стоящим у штурвала, устремив взор в направлении Пунта-Ливидония. Фрегат дрейфовал под воздействием легкого бриза, орудия были выдвинуты, а команда заняла места согласно боевому расписанию.
— А, Рэймидж! Ваших людей нормально устроили?
— Да, благодарю вас, сэр.
— Пока мы ждем сигнала от наших людей — я приказал им захватить и отбуксировать все ценные призы — у вас есть возможность сделать отдать мне краткий рапорт в устной форме.
С этими словами Пробус направился к гакаборту, где их не могли услышать матросы.
Рэймидж вкратце рассказал о бое «Барраса» и «Сибиллы», сообщил о потерях, и о том, как, вступив в командование, вынужден был оставить корабль, предоставив раненым сдать его. Завершил он свой рассказ изложением событий вплоть до момента их подъема на борт «Лайвли», опустив только выходки Пизано.
— Вижу, вам было не до скуки, — подвел итог Пробус. — К полудню жду от вас письменный рапорт.
— Ого, — воскликнул вдруг капитан, заметив несколько вспышек в Санто-Стефано. — Доулиш их растормошил! Бог мой, что он там копается! Старшина, мою ночную трубу.
Через несколько секунд, прижав к глазу окуляр, он уже пытался разглядеть в сполохах выстрелов очертания шлюпок.
— Вам лучше поспать немного, — бросил Пробус Рэймиджу. — Я приказал младшему лейтенанту перебраться к мичманам и освободить для вас свою каюту. Кстати, а что за тип этот Пизано?
— Кузен маркизы, сэр.
— Это мне известно. Что он собой представляет?
— Трудно сказать, сэр. Слегка нервный.
Огонь в порту усилился, и Пробус пробормотал:
— Гм, ну ладно, мы обсудим это позже.
— Слушаюсь, сэр. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
«Что обсудим позже?» — удивился Рэймидж. Но он слишком устал, чтобы строить догадки.
Утром Рэймидж сонно подумал, что грядущее пробуждение заставляет его нервничать. Гамак, прикрепленный болтами к переборке, слегка покачивался в такт движениям корабля, а поскрипывание корпуса свидетельствовало, что «Лайвли» идет, подгоняемый свежим бризом. Сопровождают ли его призовые суда?
На корабле стояла вонь. Ночью он слишком устал, чтобы обратить на это внимание, но несколько последних дней, проведенных на свежем воздухе, усилили ощущения от гаммы неприятных запахов, присущих военному кораблю. Из льял доносился аромат протухшей воды, словно из деревенского пруда. Это место, где всегда оставалось несколько дюймов воды, которую не могли выкачать помпы, сложило резервуаром для сбора всевозможных отбросов, начиная с испражнений коров и свиней и заканчивая утечками из бочек с солониной и пивом. В самой кают-компании стоял аромат мокрого дерева и сохнущей одежды, а воздух был спертым, поскольку здесь в ограниченном пространстве спало множество людей, и ни дневной свет, ни свежий воздух не могли пробиться через эту тяжелую атмосферу.
Помыться, побриться и пожевать чего-нибудь.
— Вестовой! — позвал Рэймидж. — Эй, часовой, позови-ка вестового из кают-компании!
Через минуту вестовой постучался в дверь. Поскольку каюта представляла собой одну из коробок, образованных крашеной парусиной, натянутой на деревянную раму, и имела всего шесть футов в длину, пять в ширину и пять футов и четыре дюйма в высоту, стук в дверь был не более, чем данью вежливости.
— Сэр?
— Огонь на камбузе зажгли?
— Да, сэр.
— Отлично. Горячая вода, мыло и полотенце для умывания. И пожалуйста, позаимствуй бритву у кого-нибудь из офицеров. И горячего чаю, если есть. Только не надо никакого «кофе» из обжаренного хлеба.
— Есть, сэр.
Вскоре Рэймидж, вымытый и чисто выбритый, сидел за столом кают-компании с полупинтовой чашкой некрепкого, зато обжигающего чая. Лейтенант собрался уже было облачиться в свою старую одежду, как вестовой вдруг вышел из каюты. Покопавшись где-то, он вернулся с перекинутыми через руку белыми бриджами, сорочкой, жилетом, сюртуком и другими принадлежностями костюма.
