По Ю. Мюнцу, в базилике имели часовни Св. Матфея и Св. Иакова.
Вообще одноименность церковных строений Равенны представляет изрядную сложность для их разграничения и атрибуции тех или иных сведений. Благо иногда упоминаются некие географические координаты – например, в Классисе и т.д. Вот мы имеем две Петрианы. Было как минимум три храма Cв. Евфимии – один внутри городских стен (о нем было рассказано раньше), второй – в Классисе, о котором известно только то, что он рухнул до времен историка Агнелла, а украшал его епископ Петр IV Старший (на кафедре в 560—574 гг.), а третий – в Цезарее «у Каллиника». Базилик Cв. Лаврентия было три – но что-то более-менее известно лишь о Гонориевой в Классисе (описана ранее). Указание на нахождение Петрианы в Классисе недалеко от базилики Cв. Севера ставит вопрос, что и Cеверовых базилик могло быть две – потому что апсида базилики Севера (все, что от нее уцелело) теперь известна как крипта Распони, встроенная в их дворец, снесенный после пожара в 1922 г., и теперь эта крипта входит в конструкцию дворца Провинции – так вот эта руина пребывает в центре Равенны, рядом с базиликой Св. Франциска; следовательно, не могла она быть в 350 м от базилики в Классисе. Значит, их тоже две. По ходу дела базилики в Классисе дублировали равеннские. Это многое объясняет, если средневековый Классис позиционировал себя отдельным городом, конкурируя с собственно Равенной. Но оговоримся вновь: с двумя базиликами Св. Севера – это лишь предположение, подтверждаемое, правда, аналогичными примерами, приведенными выше. Против него свидетельствует информация, достоверность которой под вопросом, что крипта не является апсидой древней базилики, но лишь хранит образцы древних мозаик, в том числе базилики Св. Севера в Классисе. Автору это утверждение кажется очень сомнительным, но умолчать о нем было бы неверно. Вопрос еще более запутывается, если учесть, что на одной из карт в книге Д. Маускопф-Дельяннис появляется еще и церковь Св. Северина внутри городских стен, но совсем не там, где ныне крипта Распони, а между храмом Св. Евфимии и Золотыми воротами. Разумеется, Север и Северин – разные имена, однако разным источникам не столь трудно их и спутать.
Наконец, есть смутная информация, что времени Петра Хрисолога принадлежала возведенная в Классисе церковь Св. Элевкадия, снесенная в X—XI вв.
О прочих древних равеннских храмах, появившихся позднее, будет рассказано в надлежащих местах. Достойное же завершение эпохи Галлы Плацидии и Петра Хрисолога в равеннском искусстве – капелла Святого Андрея в архиепископском дворце. Каким-то чудом она сохранилась внутри более нового здания. Внутрь нее ведет выложенный сине-небесной мозаикой коридор, на котором в предвосхищении мозаичных чудес интерьера выложены золотой смальтой гекзаметры, и действительно, нельзя не согласиться с одним из них, утверждающим: «Либо свет родился здесь, либо пойман и теперь свободно правит». Над дверью коридора выложен Иисус Христос. Но какой! Рядовой христианин ныне вряд ли опознал бы Спасителя мира в молодом римском воине – безбородом, с подстриженной челкой и спадающими на плечи и, очевидно, спину кудрявыми каштановым волосами. Воинский небесно-синий плащ с золотой оторочкой скреплен большой драгоценной застежкой-фибулой на правом плече, под плащом – типичный римский доспех с вертикальными пластинчатыми полосами ниже пояса, также в сине-золотых цветах; даже ноги от колен до половины голеней еще полностью открыты (не то что в уже в VI в., когда «римские» военные щеголяли в варварских портках), на ногах – изящные военные сапожки, оставляющие открытыми пальцы. «Христос ли это?» – воскликнет неискушенный читатель. «Несомненно», – ответим мы. Ибо голова его окружена крещатым нимбом, в правой руке он держит на плече длинный красный четырехконечный крест, а кистью левой, закрытой плащом, – раскрытую книгу со словами: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14: 6). Правой ногой этот Христос-воин (а именно так называется этот тип изображения) попирает маленького песчаного цвета льва, преданно – просто-таки по-собачьи – смотрящего вверх на Богочеловека, а левой – извивающегося, высунувшего раздвоенное жало змия, выползающего из-за камня, – все по слову Давидова псалма: «На аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия» (Пс. 90: 13). Полукруглый свод коридора украшен пестрой смесью различного рода птиц и бело-красных гирлянд – белые части напоминали французскую трехлистную лилию, а чередовавшиеся с ними красные – кружки, заключавшие маленький золотой шарик и на его фоне – крест. Сама часовня – небольшая по размеру, в форме четырехконечного – «греческого» – креста, с апсидой. Последняя мозаично украшена золотым крестом на фоне синего неба и россыпи белых и золотых звезд. В центре свода – золотой Константинов крест в круглом медальоне, который с четырех углов округло-выпуклого свода поддерживают четыре ангела «греческого типа» – в белых ризах, с вяло опущенными фиолетовыми крыльями, с римскими прическами золотокудрых волос, обуты в сандалии и стоят на зеленоватых камнях – возможно, это отражение идеи о четырех концах земли. Между ангелами – символы четырех евангелистов, апокалиптические крылатые существа, держащие красные с зелеными медальонами Евангелия – золотой лев (его Евангелие – самое толстое), белый телец, ангел в белом одеянии и шоколадно-коричневый орел, изображенные в полуразвороте и только до половины своих туловищ. Крылья у ангелов и существ – такого же цвета, как орел, у льва и тельца нет золотых нимбов. Ранее мы упоминали этих необычных существ, но не было особо благоприятного случая растолковать их древнюю символику, чтоб не перебивать изложение. Теперь мы можем это сделать.
В Апокалипсисе упоминаются четыре небесных животных: «И посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему. И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет» (Апок. 4: 6—8). Позднее эти апокалиптические животные стали символами четырех евангелистов сообразно стилю и основной идее каждого Евангелия. Если кратко и упрощенно: св. Матфей писал много о человеческой жизни Иисуса Христа – его символ ангел (или крылатый человек); св. Марк обращал свое благовествование к римлянам, подчеркивая царское служение Христа, а символ царской власти – разумеется, лев; св. Лука сделал свой акцент на жертвенности Богочеловека, а символ жертвы – закланный телец; наконец, св. Иоанн писал гораздо позднее прочих евангелистов и, не желая повторять уже сказанное, оттенил духовное учение Господа Иисуса, потому его Евангелие часто называется духовным, и сделал он это, зря в корень, подобно высоко парящему и все видящему орлу. К этим же четырем существам относятся слова Божественной литургии: «Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы Твоея» – орел поет, телец вопиет, лев взывает, ангел/человек глаголет, т.е. говорит. Святой папа римский Григорий Двоеслов применяет их к Иисусу Христу, Который вочеловечился (с этим все понятно), принес себя в жертву (телец), расторг узы смерти (как могучий лев) и вознесся на небо (орел). Насчет связи льва с воскресением, пожалуй, может помочь объяснение из средневекового бестиария: считается, что львята рождаются мертвыми, но на третий день лев-отец воскрешает их своим дыханием.
Арки капеллы украшены медальонами с погрудными изображениями святых. В центре двух арок, параллельных апсиде, – тот же римский безбородый Христос, что и попирающий льва и змия, только здесь выражение его лица несколько более смягчено; слева и справа от него – 12 апостолов, по шести на двух арках (место отпавшего Иуды
