Это было грустное прощание — как для Ингрид, так и для канарца, поскольку оба в полной мере осознавали, что едва ли когда-нибудь еще встретят дона Луиса, своего дорогого друга, ставшего для них почти братом.
И вот теперь, после стольких долгих бесед, после стольких пережитых вместе невзгод, им предстояло тяжкое прощание, словно с частью самих себя. Немка потеряла счет, сколько раз Луис утешал ее в самые горькие минуты, а Сьенфуэгосу никогда не забыть, что он оказался первым человеком, заставившим почувствовать себя чем-то большим, чем полудикий козопас.
Бонифасио Кабрера и двое матросов также решили сойти на берег, чтобы разведать, что делается в городе, а также пополнить запасы продовольствия, истощившиеся за долгие недели плавания, потратив немногие имевшиеся деньги и остатки золота.
С первыми лучами зари корабль вышел в море, встретив рассвет в трех милях от побережья. Для большинства оставшихся на борту это был печальный день, поскольку в глубине души они знали, что в последний раз видят город и цивилизованный мир.
Теперь для них начиналась совершенно другая жизнь, где будет лишь то, что они смогут создать своими руками; и хотя ни один не променял бы эту жизнь ни на какую другую, но все же в решающую минуту, когда предстояло сделать последний шаг, у многих похолодело сердце.
Стоя на носу, Сьенфуэгос смотрел на далекие огни порта, чувствуя бремя ответственности за всех этих людей и за общее дело. Его не тревожило, что он больше никогда не пройдет по улицам города: ведь большая часть его жизни и так прошла далеко от городов. Но осознание того, что столько людей доверили ему свою жизнь и будущее, не давало ему покоя.
Он научился выживать в самых нечеловеческих условиях, умел извлечь пользу из самых неблагоприятных обстоятельств, но понимал, что у других нет этих знаний и навыков, а от женщин и детей и вовсе нельзя этого ожидать.
В последующие дни он тщательно присматривался к каждому жителю будущей колонии, но по-прежнему не мог представить, как они поведут себя во время чудовищного карибского урагана, как проявят себя, если в гости пожалуют пироги каннибалов, только и мечтающих сожрать их живьем.
Они погрузили на борт изрядный запас пороха и оружия, но большинство этих бедолаг понятия не имели, что делать со шпагой и с какого конца браться за аркебузу. Ведь это были простые крестьяне, которым никогда не приходилось защищать свою жизнь с оружием в руках. Нетрудно представить, что с ними будет, если они столкнутся лицом к лицу со свирепым карибом с подпиленными зубами — они просто в ужасе бросятся прочь.
Им предстояло найти необитаемый остров, хорошо защищенный от ветров, раскорчевать лес, построить дома, научиться ловить рыбу, вспахать и засеять поля, собрать урожай, и при этом каждую свободную минуту учиться владеть оружием, чтобы при необходимости дать отпор врагу — и в то же время жить в мире и согласии друг с другом.
Арайя, которая с каждым днем становилась все красивее, теперь сидела на борту, свесив ноги над водой, а прямо под ней бесшумно кружила гигантская акула.
— Я вижу, тебя что-то беспокоит, — сказала она.
— Больше всего меня беспокоит, что ты упадешь и эта тварь тебя слопает.
— Не бойся, я крепко держусь, — улыбнулась она. — Я всегда здесь сижу. Тебе не о чем беспокоиться. Мы найдем прекрасный остров и будем счастливы. Помнишь, что предсказывали мои боги?
— Помнится, они еще предсказывали, что ты станешь королевой и будешь жить во дворце с золотым потолком.
— Верно, только это будет позже, — засмеялась Арайя. — Много-много позже. Когда я стану старухой.
— Порой мне кажется, что ты и сейчас стара как мир, — заметил Сьенфуэгос.
— Я не старая, а зрелая, — с загадочной улыбкой поправила Арайя. — Не стоит путать. — Она повернулась, кивнув в сторону играющих в кости мужчин, а женщины тем временем чинили белье на юте. — Я давно уже наблюдаю за ними, — сказала она. — Они напуганы.
— Я тоже, — признался канарец.
— Нет, — покачала головой девушка. — Ты никогда и ничего не боишься. В крайнем случае, тебя может что-то тревожить, а это разные вещи, — она вновь посмотрела вниз, наблюдая, как акула кружит рядом в надежде, что ей перепадет что-нибудь вкусненькое. — А вот они действительно боятся, но все же решились плыть дальше, ведь многое из того, что их пугало, осталось позади. И теперь все будет хорошо. Все будет очень-очень хорошо, не волнуйся.
— Откуда ты это знаешь? Маленькие боги твоего народа не могли сообщить тебе об испанских крестьянах, которые собрались поселиться на неизведанном острове. Они даже не знали об их существовании.
— «Маленькие боги моего народа», как ты их называешь, не умерли и никуда не делись, — с улыбкой ответила Арайя, соскакивая на палубу. — Они здесь, всегда рядом, и порой говорят со мной, — тут она снова весело рассмеялась. — Они говорят чудесные вещи!
С этими словами она удалилась легкой походкой газели. Когда же с наступлением темноты они начали готовиться к высадке на берег, Сьенфуэгос подошел к Ингрид, читающей книгу.
— Есть еще одно дело, которое нужно уладить перед отплытием, — сказал он. — Это касается Арайи.
— Арайи? — удивилась она. — А что с ней не так?
— Она стала взрослой женщиной, хотя сама еще этого не осознает.
— Странно, что ты только сейчас это заметил. Я давно это знаю. Она настоящая женщина, причем прекрасная.
— В этом и заключается главная проблема, — заметил Сьенфуэгос. — Бонифасио, кажется, всерьез увлекся той индианочкой, а значит, на острове для Арайи не останется свободного мужчины. И это мне кажется несправедливым.
— Не беспокойся за Арайю, — заверила немка, слегка улыбнувшись. — У нее на этот счет свои планы.
— Какие еще планы? Она не похожа на разлучницу, крадущую чужих мужей, а до нашего возвращения может пройти много лет.
— Забудь об этом!
— Я не хочу об этом забывать, — отрезал канарец. — Это для нее последняя возможность остаться в Санто-Доминго, и она должна об этом подумать. Здесь у нее мало шансов найти себе пару.
— Она ни за что не останется, — убежденно ответила Ингрид. — Мы — ее семья; на всем белом свете у нее нет никого кроме нас.
— Но мы совсем не подумали о ней, — посетовал Сьенфуэгос. — Мы были настолько обеспокоены собственной безопасностью и спасением Анакаоны и не заметили, что Арайя уже не прежний ребенок, и пора подумать об устройстве ее жизни.
— Я об этом уже подумала, — прошептала Ингрид. — Мы с ней говорили об этом и пришли к соглашению.
— И о чем же вы говорили?
— Это наше дело.
— Это не ответ. Теперь мы одна семья, где все проблемы решаются сообща, и я — тот человек, который несет за нее ответственность. И я считаю неправильным, что у такой красивой девушки не будет пары, не будет даже возможности ее найти. Это может привести к конфликтам.
