Елена Невейкина - Наследница

Вечером, когда мужчины опять остались вдвоём в полутёмной комнате, освещённой только языками пламени в очаге, Войтек нарушил молчание:

— Ты действительно решил учить панну?

— Ты же слышал.

— А не пожалеешь?

— Да нет, почему? Многие женщины неплохо стреляют, чем же Элен отличается от них?

— Мне показалось, ты был не очень рад её желанию научиться стрелять там, на болоте.

— Да. Вот если бы она просто попросила… А то — на тебе, какие претензии!

— А если бы она попросила, ты вот так легко бы сразу согласился?

— Ну, может, не сразу, — пожал плечами Янош. — Но, в конце концов, конечно, согласился бы.

— А ей хотелось прямо сейчас. Вот она и получила желаемое.

— Получила. Только ума не приложу, как это вышло.

— Просто панна Элена в очередной раз обвела нас всех вокруг пальца.

— Думаешь? — нахмурился Янош. — Да нет! Она же ни о чём не просила. Я сам пообещал ей уроки. Уж слишком разозлила она меня своими словами!

— Вот именно на это и был расчет. Ты завёлся, а в запале чего только не скажешь. Конечно, могло получиться и иначе. Панна Элена могла быть в очередной раз наказана разозлившимся дядей, — пан Войтек улыбался, — но она рискнула и риск оправдался. Кстати, почему ты разрешил ей говорить наравне со взрослыми?

— Так попробуй, запрети ей!.. Да, правду сказать, меня забавляют её рассуждения. Раздражают, порой возмущают, но от этого не становятся менее интересными. Иногда она говорит о самых известных, обычных вещах так, что удивляешься, как это раньше сам не замечал и не думал об этом.

— Просто ты её любишь, поэтому всё прощаешь.

— Наверное, ты прав. Не могу на неё долго сердиться!

— Тогда терпи. Она чем дальше, тем больше будет крутить тобой.

— Ну, крутить собой я не позволю…

— А кто тебя спросит? — опять усмехнулся Войтек. — Ты и сам не заметишь, как всё произойдёт. Вот как сегодня.

— Нет, тут ты ошибаешься. Нет на свете такой женщины, которая меня подчинит и станет использовать.

— Что ж, тем лучше, хотя мне кажется, что такая женщина уже есть… А сейчас — не пора ли спать?

На следующий день Янош сам позвал Элен заниматься, когда мужчины вернулись из леса с добытой птицей. Элен ни слова не сказала утром, когда её опять не взяли с собой. Они ушли на рассвете, и девочка оказалась вновь предоставлена сама себе, так как пани Мария расхворалась и после раннего завтрака вновь отправилась в постель. Чтобы хоть чем-то заняться, Элен вытащила привезённый с собой лук и пошла к кромке леса пострелять. Оглянувшись, она обратила внимание на узенькую полоску света, пробивающуюся сквозь заднюю стенку сенного сарая. Это её заинтересовало, и она подошла поближе. Утреннее солнце, светившее со стороны озера, стояло ещё низко, и его лучи, попадая внутрь постройки через открытые ворота, пробивались через какую-то щель. Элен протянула руку и прикоснулась к щёлке. Ей вдруг показалось, что бревно, такое прочное на вид, под её рукой пошевелилось. Присмотревшись, она поняла, в чём дело. В этом месте, видимо, раньше было небольшое окошко, а потом по какой-то причине его заложили подогнанными частями брёвен. Со временем, с креплением что-то случилось, и один из обрубков теперь сидел неплотно. Ничего необычного в этом не было, и Элен, тут же потеряв к сараю и щели всякий интерес, отправилась стрелять из лука. Возвращаясь, она опять взглянула на сарай. Но солнце уже поднялось, и никаких щелей видно не было. Она тут же обо всём забыла, поскольку увидела возвращавшихся охотников.

Итак, первый урок состоялся! Янош подобрал ей ружьё поменьше и полегче, похожее на то, каким пользовался Гжесь. Для начала он объяснил Элен устройство ружья, показал, как оно заряжается и заставил много раз подряд заряжать и разряжать его, не стреляя. Не довольный, видимо, результатами, он велел воспитаннице заниматься этим самостоятельно до следующего урока.

— И если я услышу хоть раз, что ты стреляла без моего ведома и разрешения, имей в виду: никаких уроков больше не будет, пока не станешь взрослой!

Это было более чем понятно. Элен занималась прилежно. Назавтра пан Янош, как ни пытался придраться к чему-нибудь, ему это не удалось. Пусть не так быстро, как бы он сделал это сам, но действовала Элен уверенно и правильно. Это радовало. Но вида Янош не подал. Сказал только, что теперь можно переходить к следующему этапу. Следующим этапом была не стрельба, как надеялась Элен, а урок, посвящённый тому, как правильно держать ружьё во время выстрела, после него, как его носить и как хранить. Это было несравненно более скучное занятие, чем первое. Но, мечтая о своём, Элен терпеливо слушала, запоминала, повторяла слова и движения дяди Яноша, ни разу ничем не выдав своего нетерпения. И опять она весь остаток дня и следующее утро провела со своей новой игрушкой. Продемонстрировав дяде все необходимые манипуляции и ответив на его вопросы, вновь зарядив и разрядив ружьё, она опять не получила ни одного замечания, как бы он ни старался подловить её на чём-нибудь. И вот, наконец-то, пан Янош сказал, что можно приступить к главному.

Мишени, в качестве которых использовались маленькие чурочки, стоящие на длинной лавке, расположили на берегу так, чтобы в случае промаха пуля не могла попасть никуда, кроме озёрной воды. Первый выстрел ошеломил Элен. Она никак не ожидала такого сильного толчка, который получила в плечо при отдаче, хотя дядя Янош предупреждал её об этом. Было не столько больно, сколько обидно: ведь за её успехами наблюдал Гжесь, расположившийся неподалёку. Когда её откинуло назад так, что Элен даже попятилась, чтобы не упасть, с той стороны, где сидел Гжесь, раздался короткий смешок. Дядя Янош не обратил на это никакого внимания. То ли сделал вид, то ли действительно не расслышал. Это ещё больше обидело и разозлило Элен — ей-то он в подобной ситуации замечание сделал! Но злость, как всегда, заставила её сосредоточиться. Результат явился полной неожиданностью для всех и, прежде всего, для самой Элен: очередным выстрелом она сбила одну из чурок! Даже Янош похвалил её. Правда, упала вовсе не та чурка, в которую целилась Элен, но об этом она предпочла не информировать всех присутствующих. Больше попаданий в этот раз у неё не было. Но дядя Янош сказал, что и одно для первого раза — очень хорошо.

День проходил за днём, наступило время отъезда. Мужчин радовали результаты охоты; пани Мария была довольна возвращением назад, к удобству и обстоятельности большого дома. Только Элен огорчалась. Что дома? Дома всё известно. А тут каждый день происходило что-то новое. То она видела стаи гусей, возвращавшихся из тёплых стран, то ловила рыбу удочкой, одолженной егерем, чтобы она не скучала в отсутствие дяди; то каталась на лодке в сопровождении одного из слуг. Но главное — училась стрелять! Именно это и было самой большой её печалью: кто ж ей разрешит заниматься в городе? Да и негде, вроде. В саду, что ли? На последнем уроке она спросила дядю Яноша, нельзя ли ей забрать ружьё с собой. Янош к этому времени был несколько обескуражен тем рвением и прилежанием, которое проявляла девочка в этом деле. В принципе в умении женщины стрелять не было ничего предосудительного или из ряда вон выходящего, необычным был лишь юный возраст его ученицы — четырнадцать. С другой стороны, её ровесницам не пришлось испытать и половины из того, что выпало на долю Элен. Последнее время Янош часто размышлял на эту тему, поэтому обдумывать ответ на просьбу воспитанницы ему не пришлось.