боцмана. Так, а это моё…
Иванов (второй) спрятал в нагрудный карман френча лист, сложенный в четверть.
– Что там? – не удержался Иванов (третий), кивнув на накладной карман.
– Там я инспектор Генерального штаба по резервам воздушного флота, – не без самодовольства усмехнулся Кирилл. – И всякий тутошний Бобик обязан вилять мне хвостом, даже если он мнит себя Полканом. Ладно, идём заправляться, и проведу тебя до станции. Сверху-то я её видел, да вот, что мне интересно, – останавливается ли на ней хоть что-нибудь? Уж больно мала, а ты и так за мной кренделя до Курской губернии выписал…
Телеграмма:
Черчилль – вице-адмиралу Дж. де Робеку, сменившему С. Кардена. 17 марта
«Лично и секретно от Первого лорда.
Вверяя Вам с огромным доверием командование Отдельным Средиземноморским флотом, я полагаю… что Вы после личного и независимого анализа придете к заключению, что предлагаемая скорейшая операция разумна и целесообразна.
Если нет, не колеблясь, сообщите.
Если да, выполняйте операцию без промедления и без дальнейших ссылок на первую благоприятную возможность.
Да сопутствует Вам удача».
ГЛАВА 19. ТРОСТЬ ПРЕТКНОВЕНИЯ
В вагоне
На Новоглинской железнодорожной станции, и впрямь, если и останавливались на пяток минут какие поезда, то только местного сообщения; дальние – изредка, скорые – по случаю, курьерские же – никогда. Поэтому удивлению Аркадия, проводника скорого Севастополь – Москва, не было предела, когда, точно споткнувшись, поезд завизжал колёсной сталью.
Вагон подряд три раза тряхнуло, будто кто толкал его, упирающегося, взашей.
Чай у Аркадия плеснул на поднос.
И наконец, в окне вагона замерла табличка на полосатом столбе «Новоглинск». На выезде, уже после того, как проплыла мимо череда дачных и посадских заборов, грузовая площадка, сплошь заставленная распряжёнными подводами с кирпичом, и почти уплыл за морёную раму пустынный дебаркадер станции.
«Что за новости? – раздражённо поморщился Аркадий. – В последний раз тут с таким почётом архиерея забирали и то потому, что удар старика хватил во время ревизии…»
– А что приключилось? – удивлённый красным семафором и отчаянными взмахами флажка, высунулся из кабины паровоза ОВ, «Овечки», и машинист. – У меня пять минут в гору потом на все десять растянутся.
– А бог его знает, – зевая, пожал плечами обходчик, – что приключилось. Знаю только – господин исправник лично прикатили состав останавливать. Пассажир какой важный на подсадку объявился, что ли?
Неожиданная, не по расписанию, остановка насторожила и поручика Свиридова. Хоть и поотвык обер-офицер фельдъегерского корпуса от собственно курьерской службы, – не офицерское это дело, всё как-то больше состоял порученцем при чинах Генерального штаба, – но столько страху нагнал адмирал Главного морского штаба… Что, фу ты ну ты, прямо вспомнилось, как от Петербурга до Порт-Артура в тряском вагоне с пакетом к Стесселю мчал.
– Ну-ка, глянь, – кивнул поручик «разбитному коммивояжеру», приставленному от тайной жандармерии.
Схватив котелок из сетки-полочки, пижон в полосатой тройке выскочил в коридор, заметался из одного конца пульмановского мягкого в другой в поисках проводника.
– А ты здесь покури…
Это уже «губернскому секретарю», расслабившемуся без начальственного взгляда до самого крахмального жилета, под который он щёлкнул взводом браунинга, а после – на виду, – защёлкой серебряного портсигара.
С виду нерасторопно «губернский секретарь» перебрался с полосатого дивана к окну в коридоре, оставив открытой дверь купе, где на столике, объясняя зевакам всенощное соседство одиноких мужчин, были рассыпаны карты, толпились коричневые бутылки портера…
В узком коридоре
И никак не ожидала остановки другая компания, в это же время сходившаяся к вагону № 11 с разных концов состава:
Бритоголовый господин с самшитовой тростью, с рыжими запятыми мелких усиков под хрящеватым носом и холёной бородкой, в белой дорожной визитке, распахнутой на бежевом жилете с белой же бабочкой, – ни дать ни взять директор провинциального цирка. И с ним, судя по всему, его помощники из числа униформистов, – рослые детины с незапоминающимися лицами, зато примечательными бакенбардами. Один шёл за спиной «господина директора», другой появился из предыдущего вагона.
Господин с самшитовой тростью не ожидал ни остановки, ни такого оживления в коридоре спального вагона, ни тем более того, что пассажир, ради которого остановили скорый поезд, войдёт именно в этот вагон.
И ещё меньше господин с самшитовой тростью ожидал, что «важный пассажир» будет его знакомцем.
Недавним и неприятным.
Господин Велюров, и впрямь, директор передвижного биоскопа [7] (а синематограф, как известно, в провинции такое же ярмарочное событие, что и бродячий цирк-шапито) – Эжен Викторович Велюров поморщился.
Хроника Дарданелл. 18 марта
Сосредоточение эскадры – в 8 милях ниже «Узости» у Чанак-кале. Оттуда движение: сначала английские 4 линкора, затем французские.
…Корабли медленно продвигаются вперед. Турецкие гаубицы бьют с холмов, стреляют форты и корабли, землю сотрясает грохот орудий.
«Голуа» (французский) получил серьезную пробоину ниже ватерлинии, у «Инфлексибла» фок-мачта в огне и рваная пробоина в правом борту, а «Агамемнон», получив за двадцать пять минут двенадцать попаданий, отворачивает в сторону. Пока что ни один корабль не понес заметных потерь в боевой мощи.
Для турок ситуация становится критической. Некоторые пушки заклинило, а половина из них завалена землей и обломками, разорвана связь между артиллеристами и корректировщиками огня, а немногие уцелевшие батареи ведут все более и более хаотический огонь…
За две недели до того.
За полста вёрст отсюда
…Поморщился и тайный советник Рябоконь Андрей Миронович, числившийся по восьмому делопроизводству Департамента полиции или особому управлению уголовного сыска:
– Вот объявился наш «Иллюзион» теперь в Архипове. Это в сторону отсюда вёрст пять, – советник поджал тонкие губы, прикрыл глаза, будто прислушиваясь к мерному стрекоту автомобильного мотора, а то и засыпая, но вдруг пробормотал: – А знаете, чем меня более всего беспокоит этот «скитающийся Люмьер»?
– Известно. Три покойника и трое без вести пропавших за три месяца гастролей этого «Иллюзиона» по внутренним губерниям. И все тем или иным боком связаны с этим шапито, – отозвался его шофёр-адъютант.
Без особой, впрочем, живости, – только из привычки поддакивать начальственным рассуждениям вслух.
– Нет, Серафим, – покачал Андрей Миронович фуражкой в белом чехле. – Куда любопытнее, что этот «кровавый», прости господи, аттракцион путешествует, ничуть не придерживаясь соображений финансовой выгоды.
– То есть как, Андрей Миронович? – заинтересовался наконец Серафим.
И в самом деле, на серафима иконного смахивающий – белокурый и розовощекий, как с копеечной бумажной иконки. Вот только в армейском мундире с погонами подпоручика – две звёздочки на парадном золоте.
– А так, что в Курске сейчас весенняя выставка фермерских машин и, как водится, попутно большая ярмарка, – не совсем понятно ответил тайный советник. – А нашего «Люмьера» в Архипов понесло, где, что? – неожиданно спросил он.
– Что? – машинально переспросил адъютант, с треском всаживая пониженную передачу перед подъёмом.
– А ничего! И никого! –
