А он прав. Давно, ещё в детстве смотрел мульт, только он назывался «Сеча при Керженце». Однако я не помню в истории такой битвы. Вот теперь будет. Точно будет!
— Ладно. Тимофей Дмитриевич.
Ко мне подъехал могучий ратник.
— Вот что сделай. Видишь, старица слева за кустами пошла? Возьми пару ратников и разведай — можно ли по ней пройти, и если что на поле выйти для атаки.
Он кивнул и, развернув коня, отъехал.
— Что задумал, Володимир Иванович?
— Впереди наверняка дозор пойдёт. Думаю, от полусотни до ста. Вот и надо перехватить их, чтоб не предупредили основной отряд.
Горин кивнул:
— Добре. Тогда ещё лучников вон там поставить, тогда никто не уйдёт.
Горин показал налево, где особенно плотно стояли кусты ивы.
— Э нет, Илья Демьянович. Их лучше с другой стороны поставить, кстати, отойти по лесу им будет проще. А по старице их могут нагнать и посечь.
Горин помедлив, кивнул, а я, обернувшись, крикнул:
— Демьян!
С низины к нам степенно подъехал Демьян. Его поставили старшим над пятью десятками новиков и он стал как-бы старше.
Я пояснил Демьяну, что надо сделать, и он, кликнув трёх парней, ускакал к правой лесной стене.
Когда они отъехали, я сказал:
— Вот что, бояре. Я не хочу, чтоб эти парни погибли сегодня, поэтому прикрывать нас своими луками будут до того, пока мы сражаемся. Потом они должны уйти. И…
Я посмотрел в глаза Кубину:
— Матвей Власович. Я надеюсь, ты понимаешь, о чём я?
Он кивнул:
— Я понял тебя. Ты хочешь, чтоб я увёл их?
— Да. И я никогда не сказал бы так, но… как старший по званию я приказываю. Они должны жить! И им про это пока не говори.
Дед Матвей закрыл глаза и кивнул. Горин, удивленно смотрел то на меня, то на Кубина, потом спросил:
— Вы это о чем?
Я вздохнул и сказал:
— Пойдём, бояре. У нас ещё есть время на то, чтоб последний раз поднять кубок. Илья Демьянович, пусть все старшины у нашего костра соберутся.
Я присел на землю и, откинувшись на снятые сумы, закрыл глаза.
Керженская сеча, надо же. Интересно. Станет ли известно о ней потомкам? Или превратится в легенду, как и Китеж? Потомкам… То есть и мне, в том числе.
И ничего не изменить. Прав Кулибин. Умный человек. Он понял сразу всё. После того как я им всё рассказал. Всё, что случилось за девяносто лет. Кулибин долго молчал. И на вопрос Кубина «Неужели ничего изменить нельзя?» он удивил меня ответом:
— Мы оказались здесь случайно. Мы капля в большой реке истории.
Капля — это он точно сказал. Капля ничего изменить не может.
Ну, нет! Пусть я капля. И знаю, что будет. Но и у капли есть надежда. И Вера.
А ещё есть честь, которая не даст мне всё бросить.
Бросить этих людей. Привыкших к тому, что если пришел враг, то отложил плотницкий топор и взял боевой. И все как один идут защищать свою землю. Им незнакомо выражение — моя хата с краю. Они искренни и честны. И без страха смотрят смерти в лицо.
А что я оставил в той жизни?
В той жизни остались дом и дочь. Любимая дочь. Моя бывшая ушла к какому-то бизнесмену со словами: «Ты не стал генералом, и у тебя вечно нет денег». Ну, откуда у простого опера деньги? Потом промыла мозги дочери, и она считает, что это я их бросил. Не хочет меня видеть и на звонки не отвечает.
Я вздохнул. Это осталось там.
Послышались шаги. Это подходили ратники. Все расселись, и я, оглядев всех, стал говорить:
— Тьма поганых идёт сюда. Нас всего двадцать пять десятков. Я новиков не считаю. Нам необходимо остановить здесь монгол и продержаться до подхода основного полка. Он должен ударить поганым в тыл.
Один из ратников ополчения усмехнулся:
— Большой полк, мыслю, кувалда, а мы значит — наковальня.
Я кивнул:
— Да, нас мало. Но будем биться. Оставте при себе по тулу стрел, а остальной запас надо передать новикам. Они будут прикрывать нас своими луками.
— Что там со старицей? — Я тут же махнул рукой. — Сиди, Тимофей Дмитриевич.
Ратник сел обратно и гулким басом начал говорить:
— По старице завалов много и местами вода. Но не глубоко, если расчистить, то кони пройдут свободно. Я уже послал людей, они растащат старые стволы и ветки, и из них ловушки соорудят.
— Постой, какие ловушки?
Тимофей Дмитриевич улыбнулся:
— Ну, так если придётся от поганых старицей уходить, так за собой завал обрушим.
— А, ясно. Извини, что перебил. Продолжай.
— Там дальше середины бочаг начинается. Сначала не глубоко, но потом… Как раз в этом месте на поле выйти можно.
Я кивнул:
— Добре. Твоё слово, Илья Демьянович.
— Значит так, бояре. По-любому идем в ряд. Первые два ряда моя сотня. Так как ополчение брони имеют не все, то за нами идут все, кто в броне. Безбронные, а их около пяти десятков, находятся тут, в низине. При появлении дозора поганых проходят по старице и бьют им по маковке.
Я прервал Горина:
— Их нельзя пропустить в овраг за нами. Если что, то отход на полуверсты и бить из-за деревьев.
От кустов выбежал Демьян.
— Боярин. Разведали всё. Там хорошее место для лучников.
— Хорошо, сядь. — Я продолжил. — Повторюсь — нельзя пропустить поганых через овраг. Там их уже не остановить.
Седой ратник нахмурился:
— Ништо мы не понимаем, боярин? Понимаем. Там наши дети и жены. Не сумневайся, побьём поганых.
Про себя улыбнувшись оканью этого ратника, я сказал Кубину:
— Давай, Матвей Власович, сюда котёл-то. Сейчас я вас, бояре, заморским напитком угощу.
Прикинув размер котла, решил достать весь пакет с кофе. Что его беречь? И сахар тоже засыпал весь. Ратники с интересом смотрели за мной.
— Готово. Черпайте.
Котла хватило на всех, и теперь ратники осторожно отхлебывали новый для них напиток.
— А ничего, вкусно сие питие. Изрядное. На сбитень похоже.
— Или на вино, иш как бодрит.
— Горячее.
Я пил кофе и улыбался про себя. Нескоро ещё тут попробуют сей напиток.
На ветку берёзы с шумом уселся ворон.
— Кгарррг!
Вестник прилетел. Значит, начинается.
Горин выругался:
— Тьфу, погань окаянная. Прости Господи!
Ворон взлетел и скрылся за лесом. Ратники, крестясь и бормоча молитву, проводили его глазами.
Я поднялся:
— Всё, бояре. Поганые рядом.
Все вскочили. Дед Матвей наклонился и прошептал:
— Как будто предупредил.
Я кивнул. Горин, поднявшись, вбежал на холм и посмотрел в сторону поля. Одновременно с ним подбежал наблюдатель, сидевший у кустов на холме. И оба одновременно крикнули:
— Скачет кто-то.