– От мыслей, что придётся делить ложе с Аттилой? – вкрадчиво поинтересовалась Кримхильда. Ильдико опустила глаза… – Понимаю, мне тоже не хотелось жить. Лишь месть помогла обрести вкус к жизни. Месть!
– Месть… – вторила ей Ильдико. – Вы отомстили за смерть мужа?
– Да… Виновные жестоко поплатились… – подтвердила Кримхильда, решив опустить излишние подробности: именно по её воле Бледа и его люди напали на бургундов. – И не потеряла надежды отомстить за смерть брата…
– Вы много лет прожили среди гуннов, неужели вы не тосковали по родине? – неожиданно спросила Ильдико.
– По родине – нет, по Кастра Ветере – да. Я всё ещё мечтаю вернуться туда, где была счастлива с Зигфридом…
«И Мердоком…» – пронеслось в мыслях Кримхильды.
– Вам есть куда вернуться. Ваш старший сын жив, он правит Фризией. А мой город и мои родные уничтожены гуннами… Я ненавижу их! – воскликнула Ильдико и тотчас спохватилась.
– Будь осторожна, – предупредила Кримхильда, – за тобой зорко следят соглядаи Аттилы.
– Я мечтаю перерезать ему горло в первую брачную ночь… – прошипела Ильдико, окончательно потеряв осторожность.
– Это слишком сложно… Есть другой способ… – заверила Кримхильда. – Более надёжный…
Ильдико округлила глаза.
– Какой же?
– Яд…
– Пусть я умру, но отомщу! – произнесла Ильдико.
Византийский посол, присутствовавший на очередной свадьбе Аттилы, так описывал последующие события в своих воспоминаниях:
«Аттила, ослабевший на свадьбе от великого наслаждения молодой женой и отяжелённый вином и сном, он лежал, плавая в крови, которая обыкновенно шла у него из ноздрей, но теперь была задержана в своём обычном ходе и, изливаясь по смертоносному пути через горло, задушила его. Среди степей в шёлковом шатре поместили труп его, и это представляло поразительное и торжественное зрелище.
Отборнейшие всадники всего гуннского племени объезжали кругом, наподобие цирковых ристалищ, то место, где был он положен; при этом они в погребальных песнопениях поминали его подвиги. После того как был он оплакан такими стенаниями, они справляют на его кургане «страву» (так называют это они сами), сопровождая её громадным пиршеством. Сочетая противоположные чувства, выражают они похоронную скорбь, смешанную с ликованием. Ночью, тайно труп предают земле, накрепко заключив его в три гроба – первый из золота, второй из серебра, третий из крепкого железа. Для того же, чтобы предотвратить человеческое любопытство перед столь великими богатствами, они убили всех, кому поручено было это дело».
…После похорон Аттилы Кримхильда и её сын Ортлиб исчезли, не дожидаясь, когда начнётся делёжка власти между его многочисленными наследниками.
Вскоре с торгового судна на пристань Кастра Ветеры по сходням спустилась уже немолодая, но ещё красивая женщина явно знатного происхождения, облачённая и причесанная на римский манер. С виду ей было лет сорок. Кожа и груди её были ещё упругими, а золочённые на римский манер волосы поражали блеском и красотой. Но взгляд матроны красноречиво говорил о том, что она многое пережила. Сопровождал её юноша лет тринадцати, в котором угадывалась явная примесь гуннской крови. Его выдавали слегка раскосые глаза и чёрные, как смоль волосы. Но, несмотря на это, он был по-своему красив.
Женщина осмотрелась, вздохнула полной грудью и обратилась к своему юному спутнику, отягощённому увесистым мешком:
– Вот мы, наконец, и дома…
Затем матрона уверенным шагом направилась к королевской резиденции. Она приблизилась к стражникам и уверенно произнесла:
– Кто нынче правит фризами? Надеюсь, благородный Гунтар, сын Зигфрида?!
Стражники переглянулись.
– Видно вы давно не были в здешних краях?! – произнёс один из них.
Матрона кивнула.
– Пятнадцать лет прошло с тех пор, как я покинула Кастра Ветеру.
– Нами правит славный король Гунтар Вёльсунг! Да благословит его великий Логос!
– А жив ли благородный Мердок? – поинтересовалась матрона у словоохотливого стража.
– Жив! А на что он вам, госпожа? Господин Мердок уже много лет, как королевский советник!
– Господин советник нужен мне по неотложному делу, – коротко ответила матрона и дала стражам по сестерцию. – Проводите меня к нему. И вы получите дополнительную награду уже от советника.
Стражи удивлённо переглянулись.
…Через некоторое время матрона предстала перед Мердоком. Советник оторвался от государственных бумаг и воззрился на женщину, удивившись её внешнему виду.
– Что у вас? Прошение или жалоба? Вы прибыли издалека?
– Да, я прибыла из Паннонии. Предводитель гуннов Аттила умер на брачном ложе, вкусив любовь молодой девушки Ильдико и, не рассчитав сил, скончался. Прими Логос его грешную душу… – произнесла матрона и возвела глаза к небу. – Впрочем, он до конца дней своих оставался язычником… Бедняжку Ильдико телохранители Аттилы изрубили насмерть мечами…
Мердока охватило волнение. Он узнал этот голос, эти глаза, волосы…
Он вышел из-за стола и приблизился к женщине.
– Кримхильда… – едва слышно произнёс он.
– Да, это я… – ответила та.
Советник протянул к ней руки.
– Позволь дотронуться до тебя… Я должен увериться, что это не сон.
Бывшие любовники обнялись и прослезились.
– Я знал, что ты вернёшься. И все эти годы ждал тебя… – признался советник.
Мердок заметил мальчика, стоявшего чуть подать. Кримхильда, предвосхитившая вопрос, произнесла:
– Это мой сын, Ортлиб…
– Сын Аттилы… – прошептал Мердок. – Славный мальчик…
Вёльсунги – герои в скандинавской и германской мифологии, которые вели свое происхождение от бога Одина.
Хёвдинг одновременно являлся политическим, военным и религиозным лидером. Хёвдинг избирался достойный воин и мудрый человек, титул не наследовался.
Тинг – древнескандинавское и германское правительственное собрание, состоящее из свободных мужчин страны или области. Тинги, как правило, имели не только законодательные полномочия, но и право избирать вождей или королей.
Арианство – одно из учений в христианстве в IV–VI в. н. э., утверждавшее сотворённую природу Бога-Сына. Получило название по имени его основателя – александрийского священника Ария. Арианство возникло и, первоначально распространившись в восточных провинциях поздней Римской империи, стало государственной версией христианства при преемниках Константина и до окончания правления Валента II и, затем, государственной религией германских государств вплоть до VI века.
