даже небесприятное. Но закончилось паршиво. Даже катастрофично. Разгромлены берлинская база и главная контора. Убиты оба ближайших помощника Шефа: глава и легальной, и нелегальной структур. И бог знает сколько рядовых бойцов, каждый из которых представляет собой огромную ценность.
И всё потому, что они с Сюзанной недостаточно хорошо выполнили свою работу. Не поняли, что в этой парочке опаснее слуга, а не господин.
– Убьет его Эфа, – показала Сюзи на молчаливую матадорку. – Но перед этим ты должна вытянуть из него главное: кто за ним стоит. Не может быть, чтобы всю эту вакханалию твой воздыхатель устроил в одиночку.
– Ясно, – кивнула Мирина, сосредотачиваясь. – Но убью его я. Слабость в себе нужно давить собственной рукой. Этот твой урок, самый первый, я хорошо усвоила. Помнишь – когда ты вызволила меня из-под ареста?
– Еще бы. – Сюзи улыбнулась. – Я специально приехала в Англию поискать новые кадры среди суфражисток. Думала, зря трачу на этих куриц время, пока не увидела рыжего цыпленка, который вмазал коленкой по яйцам полицейскому. С тех пор цыпленок вырос в орлицу.
– Всё, – подняла палец Мирина. – Спрячьтесь обе, и ни звука. Мне нужно настроиться.
Окна в башне были мелкого плетения, каждый стеклянный квадратик разного цвета – очень красиво, особенно в лучах заходящего солнца. Подоконник, пол, стены – всё будто в переливчатой мозаике.
Натянутая веревка подрагивала, через открытую форточку было слышно приближающийся шорох.
Вот из-за витража выплыла круглая голова. Мокрый от пота ежик волос, наморщенный лоб, устремленные вверх глаза.
Маса прижался лицом, расплющив нос, сощурился, но вряд ли что-то разглядел – помещение должно было показаться ему темным.
Мирина смотрела из-за выступа стены. Если бы не стекло, запросто могла бы дотронуться.
Японец подтянулся повыше, примерился к форточке, понял, что не протиснется, и полез дальше. Вероятно, намеревается добраться до зубцов и вскарабкаться на крышу.
Тогда Мирина негромко запела:
Но нет, я не прослезилась,
И он ничего не сказал.
Лишь сердце мое разбилось,
Как упавший на пол бокал.
При первом же звуке Маса чуть не сорвался. Соскользнул по веревке, кое-как удержался.
– Эммм… Эммм… – мычал он. Потом крикнул: – Эмма!
Тогда она выглянула, схватилась за сердце, ахнула.
– Маса?!
Его круглые щеки тряслись, из глаз лились слезы, губы хотели что-то сказать – и не могли.
Наконец выговорили:
– Вы живы? Живы? Но как… как? Вас тут держат в плену?
– Да, – сказала она, оглядываясь. – Я не знаю, откуда вы взялись, но ради бога тише!
– Откройте окно.
– Оно не открывается. Здесь нигде окна не открываются, только форточки. Цветные стекла вставлены в решетку.
– Она хлипкая, я ее вышибу!
– Она только кажется хлипкой. Тут настоящая тюрьма. Вы лишь наделаете шума, и сюда прибегут. Поговорим через форточку. Вы долго сможете удерживаться на веревке?
– Сколько нужно! Да, расскажите мне всё! А потом я влезу на верх башни, спущусь вниз и освобожу вас! Что с вами случилось в Марбурге? Что было потом? Знаете ли вы, где мой господин? И что с мадемуазель Эрмин? Ее убили?
– Я ничего не знаю. На меня накинулись сзади. Прижали к лицу какую-то пахучую тряпку. И я стала как в тумане. Всё плывет, кружится, и непонятно, что на самом деле, а что мерещится. Какой-то раствор опиума. Я пришла в себя только здесь. Но вы? Как вы меня нашли?
– Потом. Долго рассказывать.
– Нет, сейчас!
Она вскарабкалась на подоконник, просунула руку в форточку, потрогала его лицо.
– Настоящий! Я вдруг испугалась – снова галлюцинация. Мне здесь все время что-то подмешивают.
– Кто эти люди? Что им нужно?
– Сначала расскажи, как ты меня нашел, – перешла Мирина на «ты» (они говорили по-французски), продолжая поглаживать его виски. Руки у него всё равно были заняты – распускать не будет.
– Я был в Карлсбаде. У них там наверху контора, а глубоко под землей живет слепой человек, очень неприятный. Жил. Больше не живет.
– А кто тебе помог к нему попасть?
– Никто. Я шел по следу.
Он действительно похож на лобастого, упрямого бульдога, который взял след и ни за что с него не сойдет, подумала Мирина.
– Но как ты догадался, что нужно искать здесь, в горах?
– Там в конторе расписание. Написано: «Гостьи по пятницам из Кюлунга». А слепой сказал, что ты в Раю, «im Paradiz». Я подумал, он имеет в виду, что ты убита. Но на всякий случай пошел в читальню. Увидел по атласу, что есть такая гора Кюлунгберг, а на ней деревня Кюлунг. Заколебался – ехать туда или нет. Какие еще «гостьи по пятницам»? Может быть, к слепому просто возили обычных проституток?
Мирина внутренне улыбнулась. Необычных, о каких необычных! Старый греховодник Быкоголов любил попользоваться служебным положением, раз в неделю ему доставляли новую гурию. Мирина и сама разок съездила, из любопытства – посмотреть на подземную резиденцию главного создателя Системы. Смотреть там оказалось нечего, тьма тьмущая, но послушать очень даже было что. Лапать себя она, конечно, слепому развратнику не дала, но славно помузицировали, поболтали. Уникальный был субъект. Как теперь без него?
– …В читальне хороший каталог. Стал я смотреть про гору Кюлунг. Вдруг ахаю. Там, оказывается, рядом замок, называется Парадизшлосс! И еще вспомнил, что те, покойники, тоже Paradise поминали! Я тебе рассказывал про парнишку из Сен-Мало.
Всё стало ясно. Никто за Масой не стоит, никто ему не помогает. Просто это такая бульдожка, которая не остановится, пока не перероет всё небо и всю землю.
– Погоди. – Маса вдруг захлопал глазами. – А откуда слепой тебя знает? Он сказал, что ты «картавая» и поешь балладу про трех воронов.
Сюань-Нюй что-то совала сзади в руку. Рукоятку ножа. Разговор можно заканчивать. Всё, что требовалось установить, установлено.
– Это тоже долгая история. Еще дольше, чем твоя. Но сначала я тебя поцелую. Закрой глаза.
Он зажмурился, выставил губы трубочкой. Мирина коснулась их своими. Губы были горячие и слегка трепетали. Делая вид, что обнимает японца за шею рукой (в форточку можно было просунуть только одну), Мирина приложила лезвие к канату чуть выше коротко стриженой башки. Приготовилась чиркнуть и сразу отскочить.
Черт, как же непросто это сделать. Кисть будто свело судорогой, она не повиновалась.
Сюзанна толкнула сзади в поясницу.
Скрип. Треск. Из-за дрожи в пальцах рассечь веревку одним ударом не вышло. Она порвалась, и быстро, но не мгновенно – в пол-секунды или секунду. Мирина отшатнулась, выдернула руку из окна.
Японец не рухнул вниз. Успел ухватиться за раму форточки. Глаза широко раскрыты, полны ужаса и
