Проснувшись в холодном поту, Финтан несколько мгновений метался взглядом по трюму. Болтовня матросов, скрип досок и канатов, ветер, что бился в парусах. Шум. Шум плотского мира мало-помалу успокаивал сердце.
Стирая рукой холодный липкий пот, Финтан был готов уничтожить себя, будь у него на то силы. Если бы тело не было разбито и не лежало, безвольное и бессильное, он бы придушил себя, разбил голову, переломал каждую кость в своем теле. В этот раз все чувства были возведены в абсолют, на недостижимую доныне высоту. Почему из груди вырвался прерывистый, безумный смех, который куда больше под стать шакалу или другому зверю? Сам Финтан не мог ответить, как и не мог сказать ни слова тем матросам, которые исподлобья косились в его угол, где покачивался гамак одинокого изгнанника Ратлина. Вместе с ненавистью к себе в сердце разгоралась эйфория, неведомая, незнакомая, но такая упоительная и пьянящая, что Финтан не мог сдерживать смеха.
«Я рядом…» – звучало в его голове.
Впервые за годы мятежных скитаний он чувствовал, что приблизился к цели, оттого было одновременно и радостно, до восторга, сбивающего дыхание, и вместе с тем до мурашек пробирал леденящий ужас. Финтан не отдавал себе отчета – ноги сами вели его вверх по лестнице. Горячей кровью пылал закат, брызги тянулись от горизонта до горизонта. Захватывало дух, но не от необъятного неба. Финтан стоял у самого борта, высматривая капитанский «Пеликан». Могучий фрегат выпячивал парусину, наполненную попутным ветром, на мостике возвышалась высокая фигура. Заложенные руки за спиной, гордая осанка. Дрейк. Это имя вновь загорелось давней болью в сердце Макдонелла. Подле Дрейка стоял второй командир экспедиции, скучный и пресный господин.
«Я наконец-то рядом!» – сердце Финтана ликовало.
Они вышли в море. Недостижимая мечта приближалась, она уже была ближе, чем когда-либо. Несколько метров морской глади разделяли палача Ратлина и его мстителя, которого сам Бог берег для великого возмездия. Иначе как объяснить появление графа Готье? Прибытие Финтана в Плимут? Осечка? Эта чертова осечка? Сколько раз его должны были убить? И самый верный путь, пожалуй, это Эдвард, здоровый и крепкий плотник с топором. Победа непременно была бы за ним, должна была быть за ним. Но провидение решило иначе.
Но Финтан, окрыленный тайным благословением, заручившись праведным знаком справедливой судьбы, хмуро свел брови. Он напряг глаза, уставившись вдаль, на мостик, превнимательно вглядываясь, что же за две фигуры стоят подле капитана, помимо того Томми со скучной невнятной внешностью. Они оба были тут, зоркие глаза Финтана, привыкшие к тьме и укрытиям, сейчас явственно выявляли две фигуры, двух близнецов Норрейс.
«Приняв имя своего отца, вы примете и его проклятья», – думал про себя Макдонелл.
Море, кажется, признало пять кораблей еще с их первого отправления. Волны насмешливо бились о борта, уже облюбованные лютой бурей. Как будто океан уже помнил фрегаты и позволил на этот раз мирно идти по изумрудным волнам.
Словом, плавание началось благополучно. Финтан наконец мог, не предавая своих клятв, есть пищу вместе с остальными матросами. Он был далеко не в первой очереди на раздачу, и доходили до него лишь ножка или крыло сухощавой куропатки или другой незавидный кусочек с жилами и хрящами. Со звериной охотой он налетал на свою пищу, жадно глодая кости до последнего кусочка, исподтишка озираясь по сторонам.
– Эй, заморыш, – свистнул Эдвард.
Финтан поднял голову.
– Жри нормально, силенки понадобятся, – плотник протянул миску с добрым куском вареного куриного мяса и жареным луком.
Прямо перед глазами Финтана оказалась четырехпалая рука Эдварда. Рыжий Лис какое-то время рассматривал увечье, а затем, точно пробудившись от сна, поднял голову.
– Спасибо, здоровяк, я не голоден, – мотнул головой Финтан.
– Ну-ну! – усмехнулся плотник, поглядывая на голые кости в миске Рыжего Лиса. – Жри давай. Море не терпит гордых.
– Гордость тут ни при чем. Просто я не из тех людей, кто забывает долги, – произнес Финтан, положа руку на сердце. – Ни свои, ни чужие. Я никогда не отдам своего и никогда не возьму чужого.
– Посмотрим, как заговоришь, когда кишки от голода скрутит! – пожал плечами Эдвард.
Рыжий Лис точно знал, что ответить – его губы разошлись лукавой ухмылкой. Но тем словам не суждено было сойти с уст, ибо на «Мэриголде» забили тревогу.
– Португальцы прямо по курсу! – кричал дозорный.
Экипаж, избалованный милостью моря, успел и заскучать. Матросы и офицеры оживились, чуя лихую схватку. Английские корабли были в большинстве.
– Готовимся брать? – спросил Рыжий Лис.
Эдвард указал на «Пеликана». И без того знака все взоры устремились на капитанское судно в ожидании сигнала, призывающего к бою.
Капитан Дрейк глядел в подзорную трубу и в торжественном предвкушении протянул ее советнику, очевидно, жаждая разделить с Томасом эту ликующую радость. Томас отказался жестом.
– Мне и так ясно видно, – пояснил свой отказ Томас.
Капитан пожал плечами и радостно хмыкнул, устремив взор вперед.
– Расцеловал бы в обе щеки, – радостно скалился капитан.
Томас стоял подле капитана, однако не разделял этого восторженного мандража.
– Эта гнилая треска Берли своим трепом не оставил мне никаких сомнений, – произнес капитан.
– Ты капитан, – справедливо признал мастер Даунти. – И решение за тобой. Не принимай его сгоряча.
Безрассудство овладело разумом Дрейка, но оно имело довольно причудливый вид. Податливое, как глина, безумство, которое возможно приспособить, приручить. Оно выведет на нужный путь, если глаза не видят, когда нет ни солнца, ни луны, ни звезд. Был ли в том решении разум? Нет, то был зов иного порядка, на который и приходится полагаться, если путь лежит сквозь беспросветный туман.
– Готовиться к абордажу! – приказал Френсис.
Этот клич разнесся по всем кораблям.
– Поднять паруса! – командовал капитан «Мэриголда», чернобородый смурной генерал.
«Пеликан» был ближе к цели, и он первым открыл огонь, а «Мэриголд» должен был предупредить и пресечь отступление. Португальское судно дало ярый отпор, опалив в ответ «Пеликана» и еще два корабля.
– Огонь! – рычал капитан, и «Мэриголд» ответил залпом.
Запах огня и пороха будоражил кровь, доводя до исступленного бешенства. Португальцы быстро попали в окружение, и «Пеликан» уже закидывал кошки, цепляясь за борт. «Мэриголд» вторым пошел на сближение с противоположным бортом. Палаши и абордажные сабли схлестнулись с кровожадным звоном, воздух пылал от едкого пороха. Выстрелы вновь и вновь оглушали.
Финтан давно находился в причудливых отношениях со страхом смерти. Особенно сейчас, в пылу сражения, Макдонелл жаждал оказаться в самом центре резни. Его сабля жадно пила кровь, как ненасытная нечисть, и вместе с каждым ударом, с каждой каплей пролитой крови он возвращался к жизни. Звериный рык сходил с уст, разошедшихся в оскале. В этой ослепляющей ярости Финтан отнюдь не был неуязвим, но он таковым себя, безусловно, ощущал. Раны дразнили его, как зверя, загнанного на бои для потехи. Боль пока затаилась, зная, что сейчас, в пылу битвы, под залпы огня и пороха, не время явить себя. Лишь когда сражение пошло на убыль, Финтан ощутил, как дрожит от усталости рука, как ноют два ребра на правом боку. Горячий воздух обжигал губы, голова шла кругом. Пока команда брала пленных, Финтан отступил спиной к борту, прижался и рухнул на пол. Перед глазами мелькали офицеры, перекрикиваясь между собой, но Финтан не мог разобрать ни слова.
Огненное зарево необъятного неба гасло слишком быстро. Сначала казалось, что сумерки попросту опустились слишком быстро. Финтан запрокинул голову наверх, и сердце забилось от лютого ужаса. Небо менялось, затягивалось густым туманом Ратлина. Тяжелое сырое одеяло заворачивалось тесным удушливым коконом. Волны пели о прошлом, о далеком кошмаре, отматывая неумолимо шагающее вперед время вспять. Туман становился плотнее, наполнялся густым молоком, из которого Финтан насилу вырвался. Он поднялся на ноги, опираясь одной рукой о борт, второй держась за бок. Дыхание отдавало мучительной болью, в глазах потемнело, а к горлу прильнул приступ тошноты, но Финтан упрямился и стоял на ногах, увидев единственный образ, который сейчас взаправду был рядом и роднил его с далеким и туманным Ратлином. Капитан медленно расхаживал вдоль поверженного судна. Темные глаза пылали от огня, который спешно тушили англичане.
