в успешной войне с мегарцами, завоевал Нисею (единственный удобный мегарский порт) и совершил «другие замечательные подвиги», а также происходил из рода древних афинских царей. Нисею при помощи третейского суда спартанцев пришлось вернуть в обмен на о. Саламин, из-за которого и произошла война. Афины тогда представлял Солон – идейный противник Писистрата, который курьезным образом поддержал его славу воина, а в дальнейшем уступил Писистрату первенство в реализации своих же собственных законодательных установлений.
Вероятно, Писистрат выглядел примерно так
Как всеми уважаемый и почитаемый герой, Писистрат включился в политическую борьбу, использовав противостояние «партии города» (прибрежные жители), созданной родовым кланом Алкмеонидов во главе с Мегаклом (сыном Алкмеона), и «крестьянской партии» во главе с Ликургом (сыном Аристолаида).
Писистрату удалось заручиться поддержкой части сельского населения Аттики, а потом – получить защиту граждан после разыгранного или реального покушения на его жизнь. Созданный отряд дубинщиков позволил Писистрату захватить Акрополь, а потом подчинить себе и все Афины. Он не нарушил порядка государственных должностей, не изменил законы и властвовал «справедливо и дельно» (Геродот). Фактически тирания прекратила войну партий и сползание к гражданской войне. И народная поддержка Писистрату была обеспечена: отряд дубинщиков – скорее символическая сила, она не могла оппонировать народу, в котором было множество хорошо вооруженных групп.
Географические названия, связанные с Писистратом: Афины, Элевсин, Нисея, Саламин, Марафон
На время тирания была прервана объединенными силами Мегакла и Ликурга. Но как только они изгнали Писистрата, распря между ними продолжилась. Мегакл предпочел пригласить Писистрата в союзники, предложив ему в жены свою дочь, а также восстановление тирании, которую требовал народ. Для возвращения Писистрата была придумана уловка с театрализованным представлением: въезд тирана в город предвещался появлением повозки с богиней Афиной – одетой в ее полное вооружение статной и привлекательной женщиной по имени Фия (которая впоследствии стала женой сына Писистрата Гиппарха). Может быть, театральное искусство в ту пору было для афинян внове, и они поразились зрелищем, веря почти всерьез, что видят именно Афину, которая благословляет Писистрата на возвращение на Акрополь. Но, скорее всего, само сознание людей – как древних, так и современных – устроено так, что театральность в утверждении власти непременно должна присутствовать. Точно так же, как и древние люди, граждане современных государств, даже будучи в частной жизни злыми насмешниками власти, редко публично выступают против ее ритуалов, приобретающих священное значение.
Внешность и сегодня имеет серьезное значение для политики. «Свой» выглядит вполне определенно, и выход за рамки нормы становится либо карикатурой на «своего», либо прямым проявлением «чужого». У древних греков подобное отношение к правителю было еще более глубоким, замешанным на религиозном чувстве. Греческий стандарт красоты был для правителя мерилом его близости к богам. Идеальная красота признавалась божественной, и ее носитель мог становиться даже почитаемым наравне с богами. Писистрат был, как можно предположить, именно эталонно красив, а потому и почитаем как близкий богам. Он также нашел для подкрепления своего статуса афинянку Фию, которая в облачении Афины выглядела именно Афиной, спустившейся с Олимпа. И даже если Писистрат – не Зевс, а Фия – не Афина, их близость к богам греками принималась как очевидная – исходя из внешности.
Писистрат и Фия въезжают в Афины (современный рисунок)
Для афинян захват Акрополя символически утверждал власть Писистрата как лица, приближенного к богам и обладающего некоторыми божественными чертами. Точно так же что-то сверхчеловеческое чудится нашим современникам, когда некто, благодаря формальной процедуре, смысл которой трудно постигнуть, а порядок исполнения трудно проверить, утверждается в резиденции правителя государства.
Когда Писистрат въехал в святилище богов, он в глазах афинян уподобился этим богам, а также древним царям Аттики, которые правили городом именно отсюда. Он подчинил себя Афине, но одновременно получил ее покровительство. Фактически Писистрат стал царем, и имел на это родовое право, которое теперь подкрепилось священной санкцией. Принося жертвы богам в пританее – священном очаге, он продолжал династический ритуал, более недоступный никому.
Возможности утверждения царской власти в условиях, когда демократические институты уже утвердились в Афинах, немало способствовала популярность гомеровских поэм, ставших общеэллинским достоянием вместе с определенной моделью устройства власти и общества.
Гомер
Солон
Гомер противостоял Соло ну, мудрость которого никто не отрицал, но его законы он сам никак не мог сделать основой жизни Афин. Это было доступно только царю, который в духе Гомера давал народу основные правила жизни. Гомеровский эпос формировал идеальный образ правителя – воителя и отца народа. Военные подвиги и законодательство были продиктованы гомеровской архаикой, которой никто не смел противостоять – до тех пор, пока она не поблекла от частого употребления и не стала просто культурным фоном, красивыми словами о предках.
Все творчество античного периода – постоянный поиск аналогий в священном или просто древнем. Классический образец – Плутарх, давший сравнительные жизнеописания. У греческого поэта Пиндара события современности непременно связаны с какими-то событиями в прошлом и мифологической зависимостью между ними. Подобный прием нередко применяется и в современном творчестве. Скажем, в стихах Пушкина греческая мифология, которая уже не переживалась как реальность, присутствует весьма часто. Само творчество способствует обращению к древним и священным сюжетам. Антропоморфные боги греков до сих пор служат подспорьем в поисках нужных образов и затрагивают архетипы общественного сознания. Поэтому нет ничего удивительного в прямых аналогиях между Зевсом и Писистратом, которые наблюдались в аттической вазописи.
Институт выборов, который уже невозможно было отменить, при тирании Писистрата временно отошел на второй план, а его власть была обретена альтернативным путем, который греки также считали законным. Это была власть свыше – за нее ратовали боги. И достаточно было некоторых признаков богоприсутствия (что выражалось также в личной харизме Писистрата – его внешности и манере поведения), чтобы признать его законным правителем.
Фрагмент украшения Гекатомпедона
Общепринятым среди историков считается, что Писистрат тонко играл на архаических преданиях и, по сути, сознательно морочил афинянам головы, принуждая принять свою власть с помощью своеобразной «идеологии» и «пропаганды». Идеология навязывалась в виде почитания богов, в ряд которых входил и Писистрат, а пропаганда выражалась в сюжетах, которые распространялись, прежде всего, в вазописи, где образ тирана совпадал с образами богов.
Действительно, Писистрат вернул афинянам уважение к культу Афины (степень секуляризации демократического общества была еще не столь глубока): прибавил к празднику Великих Панафиней, которые он проводил особенно пышно, масштабные спортивные состязания, а также построил новый храм на Акрополе (Гекатомпедон – «стофутовый», предшественник Парфенона). Уже сами эти действия говорят скорее не об «идеологии», а о прямом переживании мифологии самим Писистратом, без сомнения почитавшим Афину как свою личную покровительницу. Ассоциация его персоны с Гераклом, а также с Зевсом,
