– Месье Лабр, вы сделаете мне приятное, если немедленно возьмете экипаж и поедете на улицу Вьей-дю-Тампль, дом № 22. Мне думается, вы разбогатели!
Ее взгляд вновь скользнул в сторону кровати, на которой спала девочка.
Не трудно было понять значение этого взгляда. Стороннему наблюдателю было ясно: под тем или иным предлогом она хочет удалить Поля Лабра. И желание это росло с каждой минутой.
Поль заколебался:
– Не то, чтобы я боялся оставить ее одну с вами, матушка… – начал он.
– Только этого не хватало! – воскликнула она и весело добавила: – Эй! Месье Поль, вы больше ребенок, право! Все, что я вам только что говорила, касается ее в первую очередь. Теперь, когда у вас бремя ответственности, вам нужны средства! Когда мы выходим ее, ей нельзя будет питаться воздухом.
Поль быстро схватил шляпу.
– Это верно, точно, ну, конечно же, вы правы, мадам Сула! – разволновался он. – Я не понимаю простейших вещей! Когда же я научусь жить, как все люди!
И он выбежал из комнаты.
Мадам Сула оставалась какое-то время неподвижной, прислушиваясь, как Поль бегом спускается по винтовой лестнице.
Когда его шаги затихли вдали, она встала и подошла к кровати, где спал ребенок. Брови ее нахмурились, на щеках проступила матовая бледность.
– Изоль! – прошептала она. – Изоль не могла сделать ничего плохого.
Она склонилась над кроватью и внимательно посмотрела на лицо девочки.
– Я могу долго так смотреть! Я не знаю! – сказала она громко. – Когда сердце растревожено, как у меня, везде видишь сходство! Нет, это точно: она не похожа ни на генерала, ни на графиню! Это точно, точно! Я не могу ошибаться!
Она протянула руку к ручке девочки; ее рука сильно дрожала.
– Попробуем проверить и убедиться в своей правоте, но сначала я хочу ее поцеловать.
Губы матушки Сула, побелевшие от необъяснимого страха, прижались к лобику спящей малышки.
Поцелуй женщины был полон страстной нежности и в то же время тревоги.
Ребенок слегка вздрогнул.
Второй нежный поцелуй Терезы разбудил девочку. Увидев, что ее веки приоткрылись, Тереза отступила, потом вновь наклонилась над подушкой:
– Суавита!
Ребенок пугливо огляделся, словно ища защиты у невидимого заступника.
– Суавита, девочка моя, – повторила Тереза, – у меня есть письмо для вас от вашего папочки. Он просит вас доверять мне и полюбить меня. Вот, прочтите.
Черты лица девочки исказились, и из ее горла вырвался тот самый хриплый звук: Затем глаза ее закрылись.
Мадам Сула упала на колени и с горячностью заломила руки:
– Боже мой! Боже мой! Это не она! Это не мадемуазель де Шанма! Я смогу искать тех, кто ее любит и, может быть, оплакивает! И мне не придется во время поисков столкнуться с преступлением моей дочери!
На улице Вьей-дю-Тампль возвышались большие дома с обширными жилыми помещениями. В просторной комнате с высоким потолком, обитой темно-зеленой плотной тканью, стоял стойкий запах лежалой бумаги. Из множества неприятных запахов этот – самый ненавистный.
Три, стоящих друг за другом, канцелярских стола заняли все пространство комнаты. Рядом с каждым столом находилась двухполочная этажерка, так что в комнате располагались шесть довольно массивных предметов. Через открытую дверь во вторую маленькую комнатку виднелся седьмой стол. Все столы были заняты, за исключением одного у входной двери.
Мы видели разные нотариальные конторы, от салонов до министерских кабинетов. Время не стоит на месте. Но вернемся в район Марэ, нотариальную контору, располагавшуюся там в 1835 году.
На двери в маленькую комнату висела небольшая медная табличка с надписью: Мэтр-клерк. На другой, закрытой двери в противоположном конце большой комнаты табличка сообщала: Кабинет.
Это была святая святых самого мэтра Эбера де л'Этан де Буа (Мари-Пьера), преемника мэтра Суэф (Изидора), казначея, лейтенанта артиллерии национальной гвардии и члена многочисленных хоровых обществ. Он был важный господин с прочным положением, устоявшимися политическими взглядами и большим животом.
Месье Суэф (Констанс), племянник бывшего нотариуса и первый клерк, был молодой человек с хорошим будущим, в очках и в зеленом мундире. Он носил нарукавники из желтого люстрина, которые очень шли ему, и косил на оба глаза.
Второму клерку, Маудо, было чуть за сорок; он курил трубку. У него чуточку выпирал вперед кругленький животик, нарукавники он носил зеленые, ни на какое будущее рассчитывать не мог.
Третий клерк, Дьелафуа, с гордостью следовал моде прошлого года. Он напомаживал волосы и расчесывал их на прямой пробор. У него почти не осталось шансов на хорошую карьеру. Имен остальных трех клерков, составлявших персонал конторы в тот спокойный год, не сохранилось. Все они носили нарукавники, и если сложить жалованье всех, не хватило бы на прокорм простой лошади. Лишь место рассыльного оставалось вакантным. Это место и пустовало у входной двери.
Было около одиннадцати часов утра.
Контора завтракала. Кто-то за счет патрона, предлагавшего свежий хлеб и кислое вино; кто-то удовлетворял свой аппетит соразмерно своему собственному заработку.
Суэф (Констанс) кушал нежную котлету; Маудо поедал холодную говядину, принесенную с собой в кульке; Дьелафуа ел колбасу, нарезая ее кусочками; остальные ограничились сыром.
– Сколько лет этой блондинке? – полюбопытствовал из своей конторки первый клерк.
– Э-е-е, – протянул Маудо, – совсем еще нежный возраст.
– А красивая? – спросил Дьелафуа.
Может быть, и не сошла с картинки, но вполне-вполне, в любом случае достаточно красивая, чтобы устроить женушкам патронов веселую жизнь.
– Когда я, наконец, открою собственное дело… – мечтательно протянул первый клерк и тут же решительно добавил: – моя жена ничего не будет знать. – Отправляя в рот кусочек котлеты, он деловито осведомился: – Месье Лабр говорил, когда вернется?
– Да, между одиннадцатью и полднем, – ответил Маудо.
– Странно, – заметил первый клерк, – пришлось ждать четыре месяца, пока он подал признаки жизни. Месье пятый, – обратился он к сидящему сзади коллеге, – будьте любезны, отнесите это в дом под № 14.
– Улица Сент-Круа-де-ла-Бретонри, магазин мод, – добавил Маудо. – Предварительные переговоры оказались успешны?
Констанс Суэф не удосужился ответить, лишь сказал «месье пятому», передавая ему письмо в красивом, пахнущем одеколоном конверте:
– Надеюсь, скоро у нас будет рассыльный, который освободит вас от обязанностей курьера.
Пятый ответил кисло-сладким голосом:
– Я тоже надеюсь на это, месье Суэф.
