Новый наместник бросил последний взгляд на своего господина и вышел из зала, а затем и из дворца, сопровождаемый членами своей семьи и многочисленными высокопоставленными особами. Снаружи звучали здравицы служащих, которые его ожидали. Все эти люди сопровождали его до пристани.
Там он поднялся на борт роскошного корабля с кабиной на корме для него и сопровождающих и еще одной кабиной для его лошадей в носовой части корабля, за скульптурой царя, подчиняющего себе Чернокожего. Певица воспела его великолепие, и он велел поднять парус, чтобы наконец отправиться в удивительную страну Куш. Ему вменялось в обязанность отправлять оттуда золото, медь, слоновую кость, драгоценные камни, эбеновое дерево, рабов и скот, которого было много в этой завоеванной стране.
Анкесенамон могла снова увидеть Пасара только вечером, но, вероятнее всего, на следующий день. «Начальник конюшен», — повторила она про себя.
Когда зал опустел, Итшан, ставший Первым секретарем царя, помог ему спуститься по ступеням, забрав у него символы царской власти, после чего протянул ему трость.
Получив трость, царь больше с ней не расставался, так как она помогала ему увереннее передвигаться. Это была не обычная палка, а достаточно длинная трость с изогнутым концом, ручка которой была украшена горестными лицами Сирийца и Чернокожего, традиционными врагами царства.
Внезапно, когда Анкесенамон спускалась с возвышения, ухватившись за руку, протянутую Первой придворной дамой, ее осенило: этот мальчик, который был ее супругом, все предусмотрел. В том числе и супружескую неверность. Он даже предвидел, каким станет он сам: царь, сын божий, все существование которого сводилось только к участию в непрерывных торжественных церемониях и представлениях. Но он был очень хитрым: он обеспечил себя источниками, с помощью которых будет удовлетворять свою тягу к роскоши.
Она посмотрела на Ая, который беседовал со своим секретарем, а затем присоединился к Тутанхамону. Старому шакалу предстояло придумать, как лучше загрызть кролика.
И она поняла, что Тутанхамон не простил ему смерти Сменхкары. Он ему никогда ее не простит.
Иногда во снах являются близкие люди, но их поведение бывает настолько невероятным, что это вызывает у спящего тягостное ощущение; он внезапно просыпается и начинает опасаться того, что кошмар является предзнаменованием чего-то ужасного. Неужели заболеет или умрет близкий человек?
Точно так видение Тутанхамона вырвало Анкесенамон из сонного состояния. Ей приснилось, что он сидел перед ней, совсем один, и играл в шашки, а его окружало огромное и мрачное пространство. Она резко села в постели, и тут же проснулся Пасар.
— Что случилось? — спросил он, положив руку на руку своей госпожи.
Она рассказала ему о сне, добавив:
— А что, если он умрет?
— Он не может умереть. Он уже мертвый.
— Как?! — воскликнула она.
— Разве ты этого не видишь? Его немощное тело неживое. Его взгляд — это взгляд посмертной маски. В нем нет никакой страсти. Когда я вижу, как он ест, у меня иногда создается впечатление, что он глотает не пищу, а раскрашенный гипс, который кладут в гробницы для якобы приемов пищи душами умерших. Он превратил свое существование в нескончаемую похоронную церемонию.
— Замолчи, — сказала она неуверенно.
Но большей частью это было правдой, в глубине души она это знала. Во взаимоотношениях с супругом больше не было места ни волнениям, ни другим человеческим чувствам: все встречи проходили будто по ритуалу, и как только что-то начинало происходить не по правилам, впрочем, установленным им самим, он становился немым, выражая свое неодобрение молчанием. Во время их первой встречи, утром, он неизменно спрашивал у нее:
— Хорошо ли спалось моей божественной супруге?
Иногда раздраженная тем, что мальчик в возрасте двенадцати лет был до такой степени церемонным и так мало в нем было непосредственности, она говорила, что ее беспокоили комары или что у нее плохо с пищеварением, даже если это было не так. Но он держал маску каменной невозмутимости, не отвечая и не предлагая никакого утешения.
Она знала: бесполезно сообщать ему о чем бы то ни было, что не соответствовало определенному ритуалу.
Иногда она ела рыбу, которую готовили только для нее, поскольку он ее никогда не употреблял в пищу. Рыбу не ели только те, для кого она была священным животным, но царь считал, что должен соблюдать ритуалы тщательнее всех. Он не ел также лук, узнав, что это растение было запрещено принимать в пищу жрецам, готовящимся к совершению обрядов. Но к каким обрядам готовился он? Анкесенамон ела лук чаще, чем хотела, чтобы ему досадить. Удавалось ли ей это? Он ни разу не упрекнул ее, только отводил глаза от недостойной пищи, и его взгляд витал над столом.
Но она понимала причины этой жесткости. После смерти его брата Эхнатона мальчика-сироту выволокли из дворца, как статую из лавки, и бросили в битву монстров. Его мать Сатамон, дочь отца маленького принца, умерла вскоре после его рождения. У него не было тогда другого утешения, кроме сострадания слуг и рабов.
Затем убили другого его брата, Сменхкару, его единственную поддержку.
И он знал организатора убийств и не мог рассчитывать на правосудие.
Затем его женили и короновали. И заставили осознать слабость своего тела.
Наконец, его пытались убить.
Поэтому он замкнулся в себе. Вот откуда маска и хитрость.
Она подумала, что явно проявилось это изменение, по всей видимости, в «ночь кобр», когда священные животные Сати его защитили. Верил ли он тогда в свою божественную суть? Было ли это причиной его холодности, этой духовной смерти, и поэтому ли он слишком рано надел маску?
Она продолжила размышления, вспомнив то, что сказал Пасар.
Супруг иногда вовлекал в свои занятия Анкесенамон, но для нее предшествующая жизнь исчезла, как будто ее отсекли долотом рабочие фараона, приказавшего уничтожить следы своего предшественника. Так бросают камень в воду: после нескольких волн он уходит на дно, а поверхность над ним снова становится гладкой.
Никогда и никаких больше напоминаний о Сменхкаре, исчезновении Меритатон, Неферхеру и их сына, о «ночи кобр», о попытке переворота, предпринятой Апихетепом. Ничего подобного не было. Таков был закон царства. Жили только настоящим и готовились к смерти. О реальности не упоминали никогда.
Прошлого не было. Ничего, кроме совершения нескончаемого ритуала.
Ощутив покой, исходящий от вновь заснувшего Пасара, она погрузилась в сон.