«И где же эта изумительная статуя?» — заинтересовалась она, ошеломленная такими подробностями.
Все это продолжалось больше часа. У нее чуть не началась истерика, когда сочинитель стал уверять, что царь заставил строить новые лодки бога из лучшего дерева и покрывать их золотом. И все это было выгравировано на камне!
Ее не интересовало, что сочинил текст стелы Хоремхеб, просвещенный человек, который в молодости учился в Доме Жизни. Там он постиг мудрое правило:
Если ты недоволен реальностью,
преобразуй ее в новую.
Если ты этого не можешь сделать,
измени себя самого.
Используя непочтительные термины, можно было бы сказать иначе: «Лги до тех пор, пока не окажешься прав». Ее не интересовало, что ложь, запечатленная на стеле, была программой реформ. Она не училась в Доме Жизни, так как женщин туда не брали.
«А он, — подумала она, — что он думает обо всех этих изобретениях? Неужели он хочет начать свое правление с такого невероятного хвастовства?»
…Его величество, который является таковым от своего отца Осириса, сыном Ра, сыном, который поклоняется тому, кто его породил, щедрым создателем памятников, творящим чудеса, прообразом своего отца Амона.
Речь была закончена. Помощники расслабились. Предусмотрены были банкеты в храме, во дворце, у Первого советника. В Фивах все должны были ликовать. Людям раздавали зерно и вино. На улицах появились музыканты, танцоры и танцовщицы. Пригласили певцов. Наступала белая ночь.
Тутанхамон повернулся к своей супруге. Лукавый взгляд, который она на него направила, неожиданно застыл, она оцепенела. Перед ней была маска. Остановившийся взгляд, высокомерная, словно специально подобранная улыбка. Он поверил в то, что услышал. Он поверил в тот образ, который описали придворные! У Анкесенамон кровь застыла в жилах. Болезнь семьи дала о себе знать.
— Пойдем, — сказал он ей высокомерным тоном, как будто действительно был воплощением Амона.
Она повернулась и заметила серьезное выражение лица Тхуту. Он гоже понял? И почему Мутнехмет выставила напоказ эту циничную полуулыбку?
Она расположилась рядом со своим царственным супругом и, соблюдая церемонию, прошла к выходу размеренным шагом, не преминув заметить хромоту мальчика, который двигался, опираясь на высокую трость.
Фраза упала, как метеорит, в зале дворца Ахетатона, где после ужина царь играл в шашки с Пасаром:
— Ты — мое истечение.
Итшан это услышал. Рехмера также.
И, очевидно, Анкесенамон. С бьющимся сердцем она подняла глаза от свитка.
— Ты — испарение моего тела. Несомненно, ты будешь прославлен в соответствии с твоим рангом.
Со времени коронации прошло более двух лет. Тутанхамону исполнилось двенадцать лет, Анкесенамон четырнадцать, Пасару было около пятнадцати. Царская чета уже не была настолько изолирована, как в течение первого года их так называемого правления. Действительно, со времени установления стелы Реставрации Тутанхамон часто посещал разные места царства, чтобы торжественно открыть работы по благоустройству и расширению того или иного храма, по установке статуй Амона, Пта, Осириса, Маат, Мут и других богов. После десятилетий покоя Две Земли ощутили несколько подземных толчков — судороги Апопа, как называло их духовенство. Несколько строений были повреждены, другие обрушились; архитекторы, бездельничавшие уже многие годы, возобновили работу, тысячи рабочих и рабов трудились по всей Долине. Были повреждены статуи, и скульпторы также приняли участие в их восстановлении. Назначались новые жрецы, снова перераспределялись земли.
Получив согласие Хоремхеба, Тхуту тайно велел отчеканить несколько барельефов во славу Атона для Фив и Мемфиса. Храмы Атона были снова освящены, хотя во время поездок управители, которые сопровождали царя, искусно проводили юного монарха мимо этих отступнических мест.
На самом деле официальное отречение от культа Атона еще не было провозглашено.
Тутанхамон выполнял свои обязанности по мере сил. Он воспринял речь у стелы Реставрации буквально. Ни один бог не был оставлен им без внимания. Отныне его время было разделено между группами архитекторов и скульпторов.
От такого заявления Пасар застыл.
Анкесенамон ему сообщила, что после трех или четырех столь же жалких попыток, как и первая, царь отказался от своих супружеских прав. Он слишком хорошо осознал свою непригодность выполнять такого рода обязанности, и если у него возникала в этом потребность, несколько возмущенных вздохов его супруги подтверждали ему эту непригодность.
Он не был способен к продолжению рода, не говоря уже об удовольствии.
Выход из затруднительной ситуации был предложен самой Анкесенамон. Итшан и Тхуту сумели скрасить пребывание царя в Долине с помощью нескольких наиболее опытных и соблазнительных проституток. Их приводил в его комнату Хранитель гардероба. Иногда их быстро спроваживали без всяких церемоний, но бывали дни, когда они выбивались из сил, угождая животным инстинктам его величества.
— Целый час ради одного чиха! — осмелилась заявить одна из этих несчастных Хранителю гардероба, который передал это Тхуту, а тот в более деликатных выражениях сообщил об этом царице.
Царь возложил те свои обязанности, которые касались тела царицы, на Пасара. Получалось, что последний занимался любовью по доверенности, стараясь всячески угождать царице.
И вот произошла официальная передача полномочий. Так как Пасар занимался любовью с царицей, он был его истечением.
— Я начну с того, что прославлю твоего отца, — сказал он, двигая шашку на доске.
Пасар не растерялся.
— Это огромная честь, государь.
— Твой отец Гуя прежде работал во дворце, как мне сказали.
Анкесенамон не могла больше прочесть ни одного слова. Тутанхамон предварительно навел справки об отце Пасара.
— Он был писцом наместника страны Куш, Мериме, назначенным твоим августейшим отцом Аменхотепом Третьим, — сказал Пасар.
— Он был посланцем государя во всех землях, — уточнил царь. — И его отец был начальником таможен моего отца.
Анкесенамон была изумлена. Скоро пять лет, как они знали друг друга, но Пасар никогда не рассказывал ей ни о своем отце, ни о своей семье. Случайно она узнала имя его отца. Скромность или скрытность заставила Пасара не афишировать отношения со своей любимой и свою преданность ей с того памятного дня, когда ему была вверена обязанность носителя камня в качестве предостережения.[15] Опасался ли он прослыть лицом заинтересованным? Никогда он не просил другой милости, нежели принадлежать той, кем была тогда эта девочка, Анкесенпаатон.
