Вода продолжала подниматься; море настигло беглецов и замерло у их ног. Лодка виднелась на расстоянии около четверти льё: волны оторвали ее от
привязи.
Она дрейфовала, и течение быстро уносило ее вдаль.
Ален посмотрел на мальчика, который по-прежнему стоял на коленях и молился; затем он окинул взглядом пространство, оценивая их шансы на спасение.
Ни одна из скал, расположенных на отмели, не была выше семи-восьми футов, а при полном приливе уровень воды достигал двадцати саженей.
На горизонте не было ничего, кроме красного солнечного диска; подобно огненному шару, окруженному пурпурно-золотистыми облаками, он медленно опускался в океан, и его сверкающие отблески виднелись лишь на покрытых барашками гребнях ревущих волн.
Мальчик продолжал молиться.
Ален вздохнул, и две крупные слезы покатились по его щекам; его почти не волновала собственная участь, но его трогала судьба бедного ребенка и отчаяние его матери.
Наконец Жан Мари закончил молиться и поднялся.
— Что нам делать, господин Ален? — спросил он. — О! Поверьте, теперь, когда я знаю, что мы должны выжить, чтобы стать счастливыми, вы найдете во мне не меньше силы и мужества, чем раньше, когда я собирался умереть. О да, я хочу снова увидеть матушку, чтобы сообщить ей радостную весть; о да, я хочу обнять ее, ведь теперь она уже не будет плакать и ронять слезы мне на грудь.
Ален не слушал ребенка.
— Ты умеешь плавать? — спросил он.
— Увы! Нет, — печально отозвался маленький Жан Мари.
— В таком случае, — сказал охотник, — нам остается только забраться на самую высокую скалу и ждать там от Бога чуда или смерти… Пошли, дитя мое.
— Но вы, Ален, — живо промолвил Жан Мари, — вы же умеете плавать?
— Разумеется.
— Значит, вы можете спастись, вы можете добраться до берега.
Охотник покачал головой в знак несогласия.
— Как! — вскричал мальчик. — Вы хотите разделить мою судьбу? Вы хотите умереть вместе со мной?
— Конечно!
— Но я этого не желаю, господин Ален. О Боже! Подумайте лучше о моей матушке: ведь тогда несчастная женщина останется одна, что же с ней станет, когда она останется одна, без поддержки? Боженька призывает меня к себе, вы и сами это видите, господин Ален. К тому же, я слабый и хилый, я всего лишь обуза для бедной матушки, в то время как вы сильный, вы можете заработать на жизнь и себе, и ей; вы будете ее поддерживать, защищать и утешать — словом, господин Ален, вы постараетесь любить ее так же, как я.
Однако молодой человек твердо решил, что если он не сумеет спасти ребенка, то погибнет вместе с ним.
— Берег слишком далеко, — сказал он, — ни один человек, будь он самым искусным пловцом, не смог бы до него добраться.
— О! Не говорите так, господин Ален, ведь это неправда… Для вас все возможно, я слышал, что вы можете проплыть несколько льё без отдыха. Забудьте обо мне. Уходите, Ален! Уходите, отец! К тому же, если мне суждено умереть, разве это случится не по моей вине? Разве я умру не из-за собственного упрямства, зачем же вам рисковать жизнью вместе со мной? Оставьте меня; ступайте к моей матушке, расскажите ей обо всем, что произойдет, и скажите, что я уйду в мир иной, повторяя ее имя. Если у матушки, которая ждет ребенка, родится мальчик, назовите его Жаном Мари, как и меня; когда матушка будет его целовать, напомните ей шепотом обо мне, чтобы моя бедная душа не чувствовала себя на Небесах совсем забытой… Вот и все, о чем я прошу, милый Ален, вот и все.
Бедный мальчик зарыдал.
Монпле молча прижал его к своей груди.
Вода все прибывала; она уже поднялась выше колен несчастного мальчика; собака жалобно скулила.
Охотник взял мальчика на руки и принялся карабкаться на довольно высокую скалу, стоявшую поблизости; Флажок последовал за ним.
Когда Ален оказался у самого гребня, он поспешно опустил Жана Мари на выступ, забрался на вершину скалы и, глядя в сторону берега, закричал:
— Жан! Жан! Мы спасены! Посмотри-ка в сторону колокольни, видишь там шлюпку? Мы спасены, слышишь? Она держит курс прямо сюда и наверняка подойдет к нам прежде чем до нас доберется вода.
Услышав это известие, Жан Мари разразился радостными возгласами.
Он поднялся к Алену.
— Ты видишь, видишь? — воскликнул тот.
— Да, да, я вижу, отец! О! Какое счастье! Какое счастье для бедной матушки!
Ребенок страшился смерти лишь потому, что она грозила причинить горе его матери и оставить ее одинокой.
Солнце окончательно скрылось из вида; оно погрузилось в море, как идущий ко дну корабль, и сумерки, весьма скоротечные в это время года, начали сгущаться.
Ален решил, что необходимо привлечь внимание сидевших в лодке людей; он дважды выстрелил из ружья, а затем привязал к концу его ствола носовой платок и стал размахивать им как флагом.
Лодка приближалась к мужчине и мальчику прямым ходом: спасатели, без сомнения, заметили их сигналы.
Внезапно, когда до скалы оставалось не более тысячи саженей, шлюпка по непонятной причине изменила курс: она свернула направо и прошла мимо двух несчастных, оставив их позади.
Ален и Жан Мари одновременно испустили отчаянные крики, прозвучавшие как один вопль, но отклика не последовало.
Молодой охотник снова принялся подавать сигналы бедствия; затем, сорвав со ствола платок, он решил перезарядить ружье и принялся искать в сумке пороховницу.
Перед тем как залезть на скалу, Ален снял ягдташ, чтобы легче было карабкаться на гребень; сумка упала к подножию скалы, уже окруженной водой, и порох намок.
Молодой человек обратил в море взгляд, исполненный тоски: шлюпка продолжала удаляться.
Он попытался снова окликнуть гребцов, но понял, что рокот волн заглушает его голос.
От всех этих перипетий Ален пришел в лихорадочное возбуждение; в такие минуты человеку кажется, что он в состоянии сделать все.
Не говоря ни слова маленькому Жану, он стал снимать с себя одежду.
— Вы решили плыть к берегу, Ален, — печально промолвил мальчик, — и правильно делаете. Не забудьте только, что я просил вас позаботиться о матушке.
— Я не поплыву к берегу, — отвечал Монпле, — я попытаюсь догнать лодку, чтобы привести ее сюда.
— Но это невозможно, — возразил юнга, — уже совсем стемнело, и лодку почти не видно; когда вы окажетесь в море, вы не сможете ее разглядеть.
— Что поделаешь, дитя! — сказал Ален, продолжая раздеваться. — Это наша единственная надежда на спасение!
Жан Мари заплакал.
— О! Мне так стыдно, — произнес мальчик с досадой, — но, по-моему, мне становится страшно.
— Мужайся, малыш! — воскликнул Ален. — Если я погибну, а ты снова увидишь Жанну Мари, хотя бы на Небесах, передай ей, что я сделал все возможное, чтобы искупить свою вину.
