— Приятель, что за человек живет в этом теремке?
— А вам что за дело? — огрызнулся рабочий.
Генерал набычился, толстые малиновые губы дрогнули, но заговорил он тихо и ласково:
— Хорошо, хорошо. Если это уж такая тайна, то не надо ничего говорить. Я ведь так… я просто любопытный.
Рабочий смягчился:
— Секрета тут нет: наш хозяин — московский человек, он заместитель директора института по хозяйственной части.
— Какого института?
— Вроде бы химического, — ну того, что на Миусах.
— А-а… Мне все понятно. Знаем мы этот институт, большой он, очень большой. Там много помещений и в главном здании и в подсобных. Их теперь сдают в аренду. Берут дорого. Ведь институт–то в центре города. Очень богатый человек, ваш хозяин. Очень. Все понятно. А скажи, любезный, ваш хозяин не продает этот теремок? А-а?..
— Пока нет, но скоро будет продавать. У него такой же дом в Мытищах, да вроде бы он и в Хотьково что–то строит. По этой же дороге, недалеко отсюда.
— Ну, ну, — пусть он строит.
Вежливо простился с рабочим, и они пошли дальше. Генерал, оглядывая другие дома, говорил майору:
— В этом домике, что мы смотрели, он и жить будет, наш Объект.
— А хозяин? Захочет ли он продавать свой дом?
— Хозяину мы найдем жилье. Для начала в Бутырку его, в сизо закатаем, а там и подальше спрячем. Если уж Гусинского к Ибрагиму пихнули, то этого–то… как–нибудь.
— Да за что? — изумилась Екатерина.
— Как за что? За все хорошее, что он делает в институте. Институт–то в центре Москвы стоит, охотников снять в аренду помещение там много. И все больше иностранцы рыскают, а у них долларов куры не клюют. Вот он и пухнет, как клоп, этот завхоз института. С ним заодно и директор трудится, а там и чиновников из министерства с десяток подкармливают. А институт тем временем сокращают, сокращают. Закрывают лаборатории, — не нужны им лаборатории, — и студентов все меньше. Площадь–то у них и высвобождается. Денежки рекой текут. Система! Мы теперь такую систему наладили: кто был завхоз, тот стал совхоз. Мы и в этом Америке нос утрем. Ничего, ничего, как говорил Островский, на всякого мудреца хватит по милиционеру. Мы у него вежливенько спросим: что да как, да на какие шиши этакие теремки воздвигаешь? Он и скукожится. Если уж Гусинскому местечко показали, — на пару денечков, а показали! — то этому–то уж… как–нибудь. Он нам эти домики–то и сам подарит. Пусть в нем и сидит наш золоторукий хрекер. Нам за ним полегче будет приглядывать.
— Хакер, — поправила его Катя.
— Какая разница! Хакер, хрекер…
Старрок дал Тихому инструкции, где да кого поставить, да чего следует опасаться, и сказал на прощание:
— Пока–то они еще не очухались и долго будут чесаться, а мы их тут уж и ждем–пождем.
Кто это «они», генерал не растолковал, повернул назад свою экспедицию, и тут возле Катиной машины предложил ей:
— Я поеду с вами. Нам говорить много надо, а уши моего шофера ни к чему.
И зашел с той стороны, где был руль. Кате же показал место рядом. Подполковнику Тихому бросил последнюю команду:
— Вы тут и себе подыскивайте жилье. Будете при Объекте неотрывно.
И они поехали.
Если бы записать на пленку разговор, который по дороге происходил между Катей и Старроком, то получился бы спектакль одного актера. Говорил все время один генерал. И говорил, торопясь и волнуясь, — и потому местечковая лексика, усвоенная им с молоком матери, была здесь выпуклой и немало забавляла нашу героиню.
— Майор Катя!.. Мне можно вас так называть?.. Скоро вы станете подполковником, вы будете получать много денег, как самый важный резидент, но пока вы майор, и это очень хорошо. Я тоже был майором, и мне тоже было хорошо.
— Да, но вы очень скоро стали генералом. И, как я читала в одной книге, — кстати, ее написал Петр Трофимович, — служили у Собчака в Петербурге.
— Да, об этом написали в книге? Это интересно. Я не читал, но вы мне дадите эту книгу и я почитаю…
Он, конечно же, читал роман «Бешеные миллионы», но признаться в этом не хотел. На минуту потерял ход мысли. Затем продолжал:
— Майор Катя, голубушка, — вы такая умная, и такой счастливый женский экземплярчик… В это уж поверьте. Это говорю вам я, который много жил, кое–что видел. Всегда любил искусство, читал Достоевского… Красота спасет мир и так далее. Мы будем ехать целый час, я буду вам говорить, и вы много узнаете полезного. Если, конечно, будете хорошо слушать.
— Я очень хочу много знать! — воскликнула Катя, предвкушая большие откровения генерала.
Генерал на мгновение смолк, пытаясь уяснить для себя значение и смысл восторженной речи майора. Но толком ничего не поняв, пустился в дальнейшие откровения.
— Вы служите в милиции, носите погоны и, как всякий честный человек, верите, что служите государству. И это хорошо. Так легче жить. И можно крепко спать. По тому, какие розовые у вас щеки, можно понять, что спите вы крепко. Но сейчас подошел момент, когда нельзя ошибиться. Будет очень обидно, если вы ошибетесь. А?.. Верно я говорю?
— А я не понимаю ваших слов. Почему именно сейчас я могу ошибиться?
— Ну, вот: вы мне говорите правду. Я люблю людей, когда они говорят правду. Вот именно: почему сейчас?.. А потому, что сделай вы ошибку вчера — и что же? Кто бы ее заметил? Ну, подумаешь, поймали вы торговца рабами или не поймали — что бы случилось? А только бы и случилось, что Автандил не получил бы от кавказцев очередной взятки. Важное это дело или не очень? Важное, конечно, но не очень. Это я вам говорю, генерал Старрок. Но если вы упустите свой шанс сегодня — это будет важно. Это будет так уже важно, что не можно измерить. Почему не можно?.. А потому, что там миллионы. А где миллионы, там — о–о–о! В вашем русском народе говорят: малые детки — малые бедки, большие детки — большие бедки. Миллионы — это большие бедки. Вчера в Екатеринбурге убили директора Уралмаша. В восемнадцатом году там убили царя, а вчера — директора завода. А почему?.. Ну, почему убили царя — ясно. Он уже мешал тем царям, которые залезли в Кремль. Сейчас в Кремле хорошие ребята. Их не видно, но они и есть в России цари. И я их знаю. Вот что важно: я знаю их, они знают меня.
— Но вы отвлеклись: почему же убили директора Уралмаша?
— А-а… Вам еще не ясно? Я же говорил, что вы должны меня внимательно слушать. В прошлом году на счетах Уралмаша было двенадцать миллионов рублей. Это мизер. Директора никто не убивал. В этом году в его руках оказались двести сорок миллионов. Это уже много. Большие детки потянули за собой большие бедки. Директора убили.
— Меня не станут убивать! — возразила Катя, беспечно откидываясь на спинку сиденья. — Да к тому же я и не боюсь. Умирать–то когда–нибудь все равно надо. А я хочу умереть молодой. Чтобы лежала в гробу и на щеках моих был румянец. Хочу быть всегда красивой.
