— Меня не станут убивать! — возразила Катя, беспечно откидываясь на спинку сиденья. — Да к тому же я и не боюсь. Умирать–то когда–нибудь все равно надо. А я хочу умереть молодой. Чтобы лежала в гробу и на щеках моих был румянец. Хочу быть всегда красивой.
— Ах, Катя! При чем тут убивать? Важно другое: кому мы служим.
— Я служу государству. И вы нас так учите: хорошо служите государству.
— Да, я вас учил. Но одно дело, когда я говорю на собрании, а другое — вот теперь, когда нас никто не слышит. Солнышко вы мое незакатное! Нет у нас государства, нет. Оно было при советской власти, когда я, научный сотрудник, получал сто сорок рублей в месяц, но разве оно может быть сейчас, когда питерский недоучка Чубайс получает в тысячу раз больше, чем квалифицированный рабочий, а малограмотный грузин Шеварнадзе был в России министром иностранных дел и отдал американцам половину Берингова моря. Теперь он грузинским царем стал и решил отдать Грузию натовским войскам. А?.. Это государство?..
— А что же у нас есть? — прикинулась простушкой Катерина. — Кому же мы служим?
— Вот это разговор зрелого мужа. На Кавказе — кланы. У нас тоже кланы, но зовутся они иначе: мафии. Сегодня мы служим одной мафии, завтра другой. Это зависит от того, в чьи руки попадает Кремль. Сегодня он у меня в руках!
— У вас?
Старрок понял, что зарапортовался, хватил лишку. Сдавал назад.
— Ну… положим, не у меня. Это сильно сказано. Но моих людей там больше, чем, скажем, Автандила. Тебе надо решить: кому ты служишь? Кому выгодно служить?..
— Кому же?
— Мне! Я тебе искренне говорю и прямо: мне служи! И не попади на удочку другим.
Екатерина отвернула лицо в сторону, задумчиво наблюдала за бегущими навстречу машинами и не торопилась отвечать Старроку. Потом уверенно и убежденно заговорила:
— Вы, господин генерал, зря принимаете меня за простушку. Я давно для себя решила, кому служить. И хотя начальник у меня Автандил, и даже вы требуете от меня послушания начальникам, но я‑то понимаю: служить Автандилу — значит, набивать карманы кавказской мафии. Вы думаете, мы с подполковником Тихим слепые, а мы видим, как вчера арестованные Автандилом кавказцы вновь разгуливают на свободе и вербуют русских девушек в рабство. Значит, откупились, значит, им кто- то помогает. Может быть, Автандил, а может, кто и повыше.
— Ну, молодец! Ну, умница! Вот это я и хотел тебе внушить: бойся Автандила! Не вздумай выполнять его поручений. А если он и даст тебе задание, позвони мне. Или мы встретимся у меня дома. В милиции мне опасно тебя приглашать на беседу, там всюду слухачи, а под столами жучки. Автандил все знает, каждый мой шаг отслеживает.
— Выходит, вы его боитесь? А это какая же борьба, если противника бояться!
— Нет, нет — я не боюсь. Я никого не боюсь, потому что за мной — сила, но всякая борьба предполагает маневры, нужна маскировка. Ты тоже ему улыбайся, — он очень любит, когда ты ему улыбаешься, я тоже люблю, когда ты улыбаешься, но только если это мне ты улыбаешься, а ему ты тоже улыбайся, но знай, что мы должны его обмануть. Тогда он не пришлет к нам чеченцев, которые режут и убивают. Вот в чем вся тактика и стратегия.
— Я давно ее поняла, эту тактику и стратегию.
Решилась на дерзкую мысль:
— Я русская. И буду служить русскому народу.
Старрок приоткрыл рот и непроизвольно нажал ногой на педаль тормоза. Автомобиль остановился. Генерал повернул к Кате окаменевшее лицо, дрогнувшими губами пролепетал:
— Русская?.. Как это — русская?
— А так: русская и все тут.
— А-а, а я кто?
— Вы?.. Не знаю. Слышала, будто вы — еврей.
— Как еврей?
— Ну, так — я русская, а вы еврей, что же тут непонятного? Бывает человек киргиз, бывает чукча, ну, а вы — еврей. Правда, вы на еврея не похожи, а больше на русского, но говорят так.
— Вот именно: больше похож на русского. А фамилия немецкая. А по разговорам — еврей. Так кто же я после этого?
— Не знаю. Вам лучше знать.
— А вы вот похожи на польку, глазки у вас лукавые, а волосы темные. Какая же вы русская? Русский — это Есенин. У него волосы светлые, как лен, глаза синие, а вы кто?.. Вот вы–то больше меня на еврейку похожи, а говорите мне такие глупости.
— Да какая же это глупость, если я вашу национальность назвала. Меня–то называют русской, и разве я на это обижаюсь? Наоборот, мне приятно бывает, если меня русской назовут. Потому что русских во всем мире уважают. Русскими были Пушкин, Лермонтов, Толстой, Чайковский. Русским называют лучший в мире балет. Как же не гордиться мне, что я русская?.. Да ладно вам, в самом деле! — поехали. Мне домой нужно.
Старрок потянул шею из рубашки, будто тесен был воротник, не спеша включил скорость, подал газ. Несколько минут ехали молча. Катя пожалела, что завела с начальником щекотливый разговор. Кажется, генерал был раздавлен этой нечаянной болтовней. И прошло еще несколько минут, пока он не собрался с мыслями. Потом как–то неуверенно, сбивчиво продолжал:
— Нет, я не возражаю против такой твоей философии; ради Бога, служи ты своему русскому народу, ему, между прочим, и я служу. И наш новый президент ему служит, и дума, и правительство… Только ты хоть раз слышала, чтобы кто–нибудь из них сказал это слово: «русский»? Ты можешь вспомнить, чтобы кто–нибудь из важных людей вылез на трибуну и сказал «русский!»
— Нет, я не слышала. Но это только говорит о том, что они не русские. Вон и Зюганов — лидер оппозиции, долго пытался выговорить слово «русский», но так и не осилил. Бес в нем живет. Этот–то бес и не дает ему стать русским. Ну, народ сердцем услышал в нем дух чужой. И отвернулся.
— Ну, майор Катя, набралась ты ереси. Матушка, что ли, тебя так воспитывает?
— Матушка этого и совсем не знает. Она, как и вы, в советском духе воспитана. Ей такие речи в диковинку. Я про все это на улице слышу. Сейчас люди только об этом и говорят: кто да почему захватил в России власть. Время такое пришло. И все больше на евреев пальцем показывают. А некоторые даже, завидев еврея, останавливаются, провожают его взглядом и качают головой.
Катерина знала больную мозоль генерала, жала на нее и жала.
— Хорошо, Катя, бросим мы эту тему. Скоро Москва покажется, а мы еще ни о чем не договорились. Мы тебя для влияния на этого синеглазого идиота посылаем. Будешь при нем вроде Штирлица. Мои заказы выполняй, и тогда хорошо жить будем.
Катя не на шутку обиделась, заслышав слово «идиот», сказала:
— А почему вы Каратаева идиотом называете?
— Ах, бросьте придираться к словам. Ну, сорвалось с языка — подумаешь, идиот он — не идиот. Какой же нормальный человек додумается до того, чтобы выворачивать карманы банкирам. Ну, ладно, харкер он, хрякер, гений, или как там?.. Важно, чтобы он работал на нас. Мы тогда будем так уже хорошо жить, что лучше не надо.
