— Добро пожаловать, странники; я знаю, вы прибыли в эту древнюю святыню издалека и, хотя, несомненно, исповедуете другую религию, не стыдитесь отдать долг поклонения той недостойной, что является сейчас Оракулом, хранительницей тайн. Встаньте, у вас нет причин опасаться меня, ведь это я послала свою Проводницу и слуг, чтобы они привели вас в Святилище.
Мы медленно поднялись и стояли безмолвно, не зная, что сказать.
— Приветствую вас, странники, — повторил голос. — Скажи мне, — скипетр показал на Лео, — как тебя зовут?
— Лео Винси.
— Лео Винси? Красивое имя, вполне достойное человека столь благородной наружности. А как зовут тебя, спутник Лео Винси?
— Хорейс Холли.
— Так, скажите же мне, Лео Винси и Хорейс Холли, чего вы ищете здесь, у нас в стране?
Мы переглянулись, и я сказал:
— Это долгая и странная история. Но как мне называть тебя, о Оракул?
— Тем именем, которым меня здесь называют, — Хес.
— О Хес, — начал я, а сам подумал: «Каким именем, любопытно, называлась она прежде?»
— Я хочу слышать эту историю, — перебила она, и я уловил нетерпение в ее голосе. — Не всю, конечно, ибо я знаю, что вы оба устали, хотя бы часть. Жизнь в этом доме благочестивых размышлений однообразна, о чужеземцы; и ни одно сердце не может жить только минувшим. Я с удовольствием послушаю о том, что происходит в мире. Расскажи же мне, Лео, как можно короче, но только истинную правду, ибо в присутствии Той, чьей Посланницей я являюсь, нельзя говорить ничего, кроме правды.
— О жрица, — заговорил он с обычной своей лаконичностью. — Я повинуюсь. Много лет назад, когда я был совсем еще молод, мой друг и приемный отец и я, прочитав древнюю надпись, отправились в дикую страну и там нашли некую божественную женщину, что сумела восторжествовать над временем.
— Эта женщина была безобразной дряхлой старухой?
— Я сказал, о жрица, что она восторжествовала над временем, а не пала его жертвой, ибо она обрела дар бессмертной молодости. Нет, она не была безобразна, наоборот, в ней, казалось, воплотилась сама красота.
— И поэтому, иноземец, ты поклонялся ей, как это свойственно мужчинам?
— Не поклонялся — просто любил ее, это не одно и то же. Вот жрец Орос поклоняется тебе, зовет тебя Матерью. А я любил эту бессмертную женщину.
— И ты все еще любишь ее? Нет, любовь не долговечна.
— Да, я все еще люблю ее, хотя она умерла.
— Как так? Ты же сказал, она бессмертна.
— Может быть, это была только иллюзия, видимость смерти, на самом же деле это был переход, перевоплощение. Как бы там ни было, я потерял ее и вот уже много лет, как пытаюсь найти.
— Почему же ты ищешь ее здесь, на моей Горе, Лео Винси?
— Потому что мне было видение, это видение и привело меня сюда — посоветоваться с Оракулом. Я хочу узнать о судьбе потерянной возлюбленной, а это можно сделать только здесь, и нигде больше.
— А ты, Холли, ты тоже любишь эту бессмертную женщину, чье бессмертие, однако, склонилось перед смертью?
— О жрица, — ответил я, — я тоже поклялся принять участие в поисках; куда бы ни направился мой приемный сын, я следую за ним. А он ищет утраченную красоту…
— Стало быть, ты следуешь за ним. И оба вы ищете утраченную красоту, как и все мужчины, эти слепцы и безумцы.
— Нет, — возразил я, — будь они слепцами, они не смогли бы различить красоту, а будь они безумцами, они не смогли бы оценить ее, даже если бы и видели. Только мудрецам дано видеть и понимать, Хес.
— Я вижу, ты скор на ответ и находчив, о Холли, как… — Не договорив, она вдруг спросила: — Скажите мне, оказала ли вам должное гостеприимство моя слуга, Хания; послала ли она вас сразу ко мне, как я ей велела?
— Мы не знали, что она твоя слуга, — ответил я. — Гостеприимство она оказала нам более, чем достаточное, мы бежали из ее города, а по пятам за нами гнался ее муж Хан со своими палачами-псами. Но скажи, жрица, что ты знаешь о нашем путешествии сюда?
— Немногое, — небрежно обронила она. — Более трех лун назад мои лазутчики заметили вас в дальних горах; ночью они подползли ближе и подслушали ваш разговор — вы как раз говорили о цели своего путешествия, они тут же вернулись и доложили мне обо всем. И я повелела Хании Атене и этому старому колдуну, ее двоюродному деду, Хранителю Ворот, чтобы они встретили вас за древними воротами Калуна и как можно быстрее послали сюда. Для людей, жаждущих получить ответ на свой вопрос, вы не очень-то торопились.
— Мы очень торопились, о Хес, — сказал Лео, — и если твои лазутчики смогли перейти через горы, где нет ни одной живой души, и спуститься в эту адскую пропасть, они должны были доложить тебе о причине нашей задержки. А нас, прошу тебя, не спрашивай.
— Что ж, я спрошу у самой Атене, она ждет у входа; уж она-то мне ответит, — холодно произнесла Хесеа. — Орос! Введи Ханию — и побыстрее!
Жрец повернулся, поспешил к деревянным дверям, через которые мы вошли в святыню, и исчез.
Наступила тишина, затем Лео — он явно нервничал — сказал по-английски:
— Хорошо бы оказаться сейчас в каком-нибудь другом месте: разговор будет пренеприятнейший.
— Не думаю, — ответил я, — а если и будет, то это, может быть, к лучшему: в таких вот неприятных разговорах часто выясняется правда, а она нам так нужна… — тут я запнулся, вспомнив, что это странная женщина утверждала, будто ее лазутчики подслушали, о чем мы разговаривали в горах, но ведь мы говорили только по-английски.
Мои опасения оказались вполне обоснованными, ибо Хесеа спокойно повторила за мной:
— Ты прав, Холли, в неприятных разговорах, как вино из порванного бурдюка, нередко выплескивается истина.
Она замолчала; излишне говорить, что я не настаивал на продолжении этой беседы.
Двери распахнулись, вошла процессия людей в черном, за ней следовал Шаман Симбри, за ним восемь жрецов несли гроб с телом Хана. Гроб сопровождала Атене, с головы до пят закутанная в черное покрывало; а в самом конце шествовала еще группа жрецов. Перед алтарем гроб поставили на пол, жрецы отошли назад. Атене и Симбри остались перед гробом одни.
— С какой просьбой обращается ко мне мой вассал, Хания Калуна? — холодно осведомилась Хесеа.
Атене шагнула вперед и с явной неохотой преклонила колена.
— О древняя Мать! Я чту твою священную миссию, — как чтили многие поколения моих предков. — Она наклонила голову. — Мать! Этот покойник имеет право на погребение в огненном кратере твоей священной Горы: это право было с самого начала даровано всем нашим правителям.
— Да, это право даровано всем правителям, — подтвердила Хесеа, — еще моими предшественницами; не будет в нем отказано ни твоему покойному господину, ни тебе, Атене, когда пробьет твой час.
