Я позавтракал рано, и простившись с моими добрыми хозяйками и обещав заехать к ним на обратном пути, стал всходить на гору, ведущую к замку, а оттуда в Зендовский лес. В полчаса неспешной ходьбы дошел я до замка. Он был в старые годы крепостью, и старинная постройка была в хорошем состоянии и очень величественна. За нею стояла другая часть прежнего замка, а за нею, отделяясь от нее глубоким и широким рвом, огибавшим все старое строение, стоял красивый новый дворец, построенный покойным королем и теперь составляющий загородную резиденцию герцога Стрельзауского. Старые и новые здания соединялись подъемным мостом, и этот способ доступа составлял единственный проход между старым зданием и внешним миром; но к новому дворцу вела широкая и красивая аллея. Это было идеальное жилище: когда «Черному Майклу» желательно было общество, он мог жить во дворце; если же на него находила ипохондрия, он мог перейти мост и поднять его за собой (мост двигался на блоках), и ничто, разве только целый полк и артиллерия, могли заставить его выйти оттуда.
Я продолжал свою прогулку, радуясь, что, хотя бедный Черный Майкл не мог получить ни трона, ни принцессы, он все же имел резиденцию не хуже любого принца в Европе.
Вскоре я вошел в лес и гулял около часа в его свежей густой тени. Большие деревья переплетались над моей головой, а солнечный свет прокрадывался сквозь них пятнами яркими, как бриллианты, и едва ли больше их. Я был в восхищении от места и, найдя срубленный ствол дерева, прислонился спиной к нему вытянув ноги, предался ничем непрерываемому созерцанию торжественной красоты леса и наслаждению хорошей сигарой. Когда же сигара была выкурена, и я (казалось) воспринял красоту природы, насколько мог, я заснул самым безмятежным сном, не думая о поезде в Стрельзау и о быстро бежавших часах. Думать о железной дороге в таком месте было бы почти святотатством. Вместо этого мне стало сниться, что я женат на принцессе Флавии, живу в Зендовском замке и провожу целые дни со своей возлюбленной в тени лесов, – что составляло очень приятный сон. В то время, как я запечатлевал страстный поцелуй на прелестных устах принцессы, я услыхал (и сперва голос, казалось, раздавался в моем сне) чье-то восклицание грубым, резким голосом:
– Что за черт! Побрейте его, и он будет королем!
Эта мысль показалась довольно причудливой для сна: пожертвовав моими густыми усами и старательно подстриженной бородкой, я должен был превратиться в монарха! Я опять собирался поцеловать принцессу, когда пришел весьма неохотно к заключению, что более не сплю.
Я открыл глаза и увидел двух людей, разглядывающих меня с большим любопытством. Оба были одеты в охотничьи костюмы и держали по ружью. Один из них был небольшого роста и довольно толстый, с большой круглой, как ядро, головой, с жесткими седыми усами и небольшими светло-голубыми глазами, слегка налитыми кровью. Другой был стройный молодой человек, смуглый, с изящной и грациозной фигурой.
Я решил мысленно, что первый – старый военный, а второй – принадлежит к хорошему обществу, но также знаком с военной жизнью. Впоследствии оказалось, что мои догадки были верны.
Старший приблизился ко мне, делая знак младшему следовать за ним. Тот исполнил это, вежливо приподняв шляпу. Я медленно встал на ноги.
– И росту такого же! – услыхал я бормотанье старшего, пока он оглядывал меня. Потом, прикоснувшись по-военному к шапке, он обратился ко мне:
– Могу ли я узнать ваше имя?
– Так как вы сделали первый шаг к знакомству, господа, – отвечал я с улыбкой, – не откажите уже и первые назвать себя.
Молодой человек с приятной улыбкой шагнул вперед.
– Это полковник Зант, – сказал он, – а меня зовут Фриц фон Тарленгейм; мы оба находимся на службе у короля Руритании!
Я поклонился и, обнажив голову, отвечал:
– Я – Рудольф Рассендиль, путешественник из Англии; когда-то, в течение года или двух, служил в армии Ее Величества Королевы!
– Значит, мы все братья по оружию! – возгласил Тарленгейм, протягивая руку, которую я охотно пожал.
– Рассендиль, Рассендиль! – бормотал полковник Зант; вдруг луч воспоминания промелькнул на его лице.
– Клянусь небом, – вскричал он, – вы член семейства Берлесдонов!
– Мой брат – лорд Берлесдон! – сказал я.
– Твоя голова выдала тебя! – хрипло засмеялся он, указывая на мою непокрытую голову.
– Фриц, вы знаете эту историю?
Молодой человек, как бы извиняясь, взглянул на меня. Его деликатность понравилась бы моей невестке. Чтобы успокоить его, я заметил, улыбаясь:
– Ага! Видно эта история известна здесь, также как между нами!
– Известна! – вскричал Зант. – Если вы поживете здесь, едва ли кто-нибудь усомнится в ней!
Я начинал испытывать неловкость. Если бы я сознавал раньше, какое явно выраженное происхождение носил на себе, то долго бы колебался, прежде чем приехать в Руританию. Теперь же было поздно отступать.
В эту минуту звонкий голос раздался из лесу позади нас:
– Фриц, Фриц, где же вы?
Тарленгейм вздрогнул и поспешно сказал:
– Это король!
Старик Зант снова рассмеялся.
Из-за ствола дерева выскочил и остановился перед нами молодой человек. Взглянув на него, я издал крик удивления; а он, увидав меня, отступил назад, внезапно пораженный. Исключая усов и бороды и осанки, полной достоинства, которую его положение давало ему, исключая, что ему не хватало, может быть, полдюйма, – нет, меньше, но все же немного не хватало – до моего роста, король Руритании мог бы быть Рудольфом Рассендилем, а я Рудольфом, королем.
Секунду мы стояли неподвижно, смотря друг на друга. Потом я снова обнажил голову и почтительно поклонился. К королю вернулся голос, и он спросил с удивлением:
– Полковник, Франц, кто этот господин?
Я хотел ответить, когда полковник Зант, ставши между королем и мною, стал говорить вполголоса с его величеством. Король был выше Занта, и пока он слушал, его глаза от времени до времени искали моего взгляда. Я смотрел на него долго и внимательно. Сходство было, без сомнения, поразительное, хотя я также видел и разницу. Лицо короля было слегка мясистее моего, контуры его овала чуточку округлее и, как мне показалось, его рту недоставало той твердости (или упрямства), которая ясно виднелась на моих крепко сжатых губах. Но, несмотря на это и минуя другие мелкие различия, сходство являлось поразительное, неоспоримое, удивительное.
Зант перестал говорить, а король все еще хмурился. Потом, постепенно, углы его рта стали вздрагивать; его нос опустился (как опускается мой, когда я смеюсь), его глаза сверкнули, и вдруг он разразился самым веселым, неудержимым, разнесшимся по лесу, смехом.
