Не должно варить яйца там, где сидит наседка; иначе зародыши в положенных под нее яйцах так же замрут, как и в тех, которые сварены.
В случае пореза обмакивай белую ветошку в кровь и просушивай у печки: как высохнет тряпица, так рана сама собой затянется. Сушить ветошку надо слегка, не на сильном огне, а то рана еще пуще разболится.
Кто испечет луковицу прежде, чем собран лук с гряд, у того он весь засохнет.
Когда невеста моется перед свадьбою в бане и будут в печи головешки, то не следует бить их кочергою; не то молодой муж будет бить свою суженую. Подруги раздевают невесту, моют и парят ее, избегая всякого шума и приговаривая: «Как тихо моется дитя Сварога, так будет тиха ее жизнь замужняя!»
Вымытые детские пеленки не должно катать по скалке, а потихоньку перетирать в руках, дабы не мучили дитя боли в животе.
Два человека столкнутся нечаянно лбами – знак, что им жить вместе, думать заодно.
Не должно остриженных волос жечь или кидать зря, как попало; от этого приключается головная боль. Волосы нужно собрать, свернуть вместе и затыкать под стреху или в тын. Чьи волоса унесет птица в свое гнездо, у того будет колтун. У кого жестки волоса, у того жесткий, сварливый нрав, а мягкие волоса говорят о кротости. Как с волосами, так и с шапкою следует обращаться осторожно: кто играет своей шапкою, у того заболит голова…
В тот день, когда уезжает кто-нибудь из родичей, избы не мести, дабы не замести ему следа, по которому бы мог он снова воротиться под родную кровлю.
Мать должна завязывать дочери глаза, водить ее взад и вперед по избе, а затем пускать идти, куда хочет. Если невидимая сила приведет девицу в большой угол или к дверям, это служит знаком близкого замужества, а ежели к печке – то оставаться ей дома, под защитою родного очага.
Кто хочет избавиться от бородавок, тот должен навязать на нитке столько же узелков, сколько у него бородавок, и закопать их в землю. Когда сгниет нитка, вместе с нею пропадут и болячки…»
Призывался вещий муж Абарис людьми для унятия разгневанного домового, кикимор и разных враждебных духов, овладевших жильем человеческим; он обмывал притолоки от лихорадок, объезжал с особенными обрядами поля, чтобы очистить их от вредных насекомых и гадов. Когда на хлебные растения нападал червь, то выходил Абарис три зори в поле, нашептывая заклятия, и делал при концах загонов узлы на колосьях – это называется «заламывать червя», преграждать им путь на зеленеющие нивы. Также волхв был необходимым лицом на свадьбе; на него возлагалась обязанность оберегать молодую чету и всех «поезжан» от порчи. Поэтому шел Абарис всегда впереди свадебного поезда – с озабоченным лицом, озираясь по сторонам и нашептывая, люто борясь с нечистою силою, которая всегда следует за новобрачными и строит им козни.
И просто в затруднительных обстоятельствах: нападет ли на сердце кручина, приключится ли в доме покража или другая беда, отгуляет ли лошадь, угрожает ли мщение – всегда старый волхв оказывался рядом с тем, кто нуждался в его помощи.
* * *
Умер волхв Абарис, как и положено просветленному, в дни осеннего равноденствия. Только-только зазолотились листья, зазвенели по утрам заиндевелые росы, от земли повеяло первым дыханием зимнего холода. Старик сам поутру наносил воды в баню, потом поработал над свитками, а на вечерней зорьке тихо опочил, прямо на завалинке.
Произошло это спустя два года, как они с Ишутой познакомились на правом берегу Днепра, в доме кузнеца.
Теперь Ишута стал первым, кто находится ближе всех к солнцу. Молодой человек, а Ишуте пошел шестнадцатый год, взял на руки высохшее тело своего учителя и понес в баню. Там омыл старика, замотал в льняной саван, ветошью, которую использовал для омовения, обмотал покойнику голову. На задней части двора был уже сложен костер. Ишута долго смотрел на завывающее пламя, теребя тесемки рубахи, пока дрова не прогорели. После этого, собрав прах, он отнес глиняную урну в святилище.
* * *
Горечь от потери шевелилась колючим ежом где-то у горла. На пороге избы он замер, совершенно четко понимая, что войти внутрь он уже не сможет, по крайней мере не сейчас. В сенях находились оружие Абариса, его панцирь, боевые рукавицы и сапоги. Панцирь, сделанный из конских копыт, имел невероятную прочность; тонкие пластины соединялись между собой бычьей жилой таким образом, что повредить, разрубить соединительную нить было невозможно, вся она проходила с изнанки. Абарис часто поддевал свой доспех под обычную холщовую рубаху и выходил на люди.
Есть такая забава, точнее сцена, где волхва бьют кнутом злые разбойники, пытаясь выместить на нем свои жизненные неудачи. Обычно бывало такое на День Макоши. Вот бьют ражие, здоровенные мужики плетями старого волхва; тот и впрямь делает вид, что ему больно, но дразнить своих мучителей при этом не перестает, а только, знай, по земле катается, извивается, сворачивается клубком, но вдруг, точно чайка на охоте, вначале падает вниз лицом, раскинув руки, на землю и тут же стремительно выбрасывается весь вверх, и сразу двое, а то и все четверо «разбойников» катятся по земле.
Ишута никак не мог понять, как это ловко так получается у Абариса: только кулаки и подошвы ног в разные стороны в мгновение ока, и враг уже повержен. Сколько ни просил учителя показать, тот только улыбался да приговаривал: «Всему свое время, сынок!»
Посох – страшное оружие волхва. Изнутри полый, клеенный из нескольких пород дерева, он обладал невероятной упругостью и в то же время легкостью. Абарис вращал им так, что «посохов» становилось невероятное количество и сосчитать их не представлялось возможным, а еще его можно было согнуть, накинуть тетиву – и вот уже боевой лук. Но и это не все. Маленькие стрелы, или жало гадюки, как любил называть их сам Абарис, предназначались для «плевания». Они посылались в полет резким выдохом сквозь полую часть посоха и несли на своих маленьких костяных наконечниках смертельный яд, приготовленный еще в незапамятные времена старухой Харой. Также посох использовался в качестве копья: узкий стальной наконечник (лисичка) мог сниматься вместе с пробкой и убираться внутрь, но при необходимости легко извлекался и, плотно садясь в горловину, становился самой смертью во плоти сверкающей стали.
Ишута обрядился в доспех Абариса, натянул его сапоги, заткнул за пояс боевые рукавицы, взял посох и пошел искать того, без кого нельзя было стать настоящим волхвом.
Аника-воин гостил в ту пору в землях полабов. Абарис тоже поступал когда-то к Анике в ученики, но, рассказывая о нем, не мог описать своего мастера. Говорил только, что он очень быстр, лица забралом не закрывает во время боя, но черт никак вспомнить не мог старый волхв. Помнил лишь губы, вытянутые не то в улыбке, не то в гримасе.
